за то, что она кого-то отняла! Разве ты не этого хочешь?
– Да, но… – Санда покачала головой, задумавшись.
– Ты же слышала, – нетерпеливо заговорил Теодор. – Ищи-не-найдешь – и есть Черный Замок теней. Я уверен, там должны быть наши родители!
Санда прерывисто вздохнула, и Теодор заметил, как дрожат ее руки, обнимающие плечи. Конечно, когда они стояли там, у стен Золотого Замка, мысль о другом, наполненном тенями, не особо пугала – в мерцании волшебных вещиц, драгоценных камней, разноцветных витражей все казалось сказочным. Казалось легким отправиться куда-то и найти там карту.
Но как только они сошли с золотой тропы, окунулись в темные леса и топи, населенные жуткими существами, радость от того, что они вот-вот найдут Путеводитель и отыщут выигрыши, померкла. Снова навалилось сомнение, страх. Будто брели по шаткому мостку над пропастью. Шаг влево, шаг вправо – упадешь.
Правильно говорил Кобзарь. Полночь полна опасностей. Глашатай Смерти снова был прав! Он ведь наблюдает за Макабром не один век – значит, уже видел, как оно случалось прежде. Но, с другой стороны, он видел и победителей… А значит, его подсказка верна.
– Кобзарь нас не обманул, – упрямо нахмурился Тео. – Он дал подсказки.
– Да, но это всего лишь… очень смутные намеки. – Санда грустно потерла исцарапанное лицо и нервно огляделась: листья редко растущих деревьев шелестели, словно нашептывали беду. Плен у кэпкэунов выбил из девушки вернувшуюся было надежду на успех, Тео видел, что ей снова хочется вернуться, бросить все, спрятаться. Только
Поздно. Либо вперед и до конца, либо… Тео решительно тряхнул головой.
– Кобзарь не мог сказать нам прямо! Санда! Ты не забыла, кому он принадлежит? Он не мог сказать всю правду в глаза, потому что он все-таки Глашатай Смерти!
– Главное, чтобы ты сам это не забыл, – ответила она тихо.
Теодор осекся. Внутри заклокотало упрямство, он все равно знал, что прав. Он чувствовал, что все получится.
– Пойдем, – бросил он Змеевику, стараясь не смотреть на Санду. – Мы уже близко. Я знаю.
Теодор шагнул на север, но Санда осталась стоять как вкопанная. Змеевик, ни к кому не обращаясь, сказал в небо:
Слова Вика звучали плавно и нараспев, и показалось естественным, что они точно легли на далекий мотив печальной, завораживающей дойны. Тео скользнул по Змеевику взглядом: тот был спокоен, словно мраморная статуя. Ни одной эмоции – холод и вечность. И в этот миг Теодор с удивлением заметил: профиль Змеевика точь-в-точь как у легендарного Господаря Горы. Порой в лице парня промелькивало что-то мирское, как у Шнырялы или Саиды, но в основном оно было каменным и… вечным. Вик не от мира сего. В прямом смысле.
– Что это? – спросила Санда.
Вик обернулся и поглядел холодными каменными глазами.
– Это мне напевала няня перед сном, когда я еще был ребенком. Я перевел песню на ваш язык.
– Перевел?
– Да, с шипения. Меня нянчили змеи после того, как мать… – Змеевик запнулся. – После того, как, родив меня, моя мать все-таки нашла выход из владений Подземного царя. И бежала в мир людей.
Санда удивленно распахнула глаза.
– Бежала?
– Мой отец, Господарь Горы, насильно уводил девушек с поверхности в свое царство, и у них не было выбора: либо стать его женой, либо погибнуть. Простому смертному не найти выход из-под горы, где на каждом углу сторожа и слуги Его Величества. Долго жить там, в полном мраке, холоде, в страхе – невозможно. Так что… ей повезло.
– Но… как же ты?
Вик приподнял уголки губ, будто по привычке, которую подхватил за время, проведенное с ними, но глаза его не потеплели. Вопрос остался без ответа.
– Она не вернулась за тобой? – расстроенно спросила Санда.
Вик покачал головой и, втянув ноздрями холодный ночной воздух, завел косицы за ухо. Кольца меланхолично и тонко звякнули.
– Я никогда ее больше не видел. А когда наконец-то смог выбраться на поверхность, пошел искать ее в город, и там…
Тут Вик словно опомнился. Чуть повернул голову вбок, прислушиваясь к дыханию Шнырялы, и прикрыл глаза длинными ресницами, словно вспоминая что-то давнее и забытое, как погасшая в небе сотни лет назад звезда.
– Короче. В песне говорится, что мир – перекресток всех дорог, и путей тысячи тысяч, так шипела мне няня в детстве. Не важно, куда ты отправишься,
