для газонов, помнишь? Ну да ты ж ею всё равно не пользуешься.
— Мне срочно надо… в деревню, — заявила госпожа Пруст, обшаривая взглядом загромождённые полки: не найдётся ли случайно другой, исправной метлы.
Дерек вытаращился на неё во все глаза.
— Ма, ты уверена? Ты же всегда говорила, что деревня вредна для здоровья.
— Это вопрос жизни и смерти, — пробормотала госпожа Пруст. — А как насчёт Длинной Дылды Толстой Коротышки Салли?
— Право, мама, не следует её так обзывать, — укоризненно проговорил Дерек. — Она же не виновата, что у неё аллергия на приливы и отливы.
— Зато у неё метла есть! Ха! Не одно, так другое! Сделай-ка мне бутербродов на дорожку, будь так добр.
— Это всё, часом, не из-за той девушки, которая была тут на прошлой неделе? — подозрительно осведомился Дерек. — У неё, похоже, проблемы с чувством юмора.
Мать, не обращая на него ни малейшего внимания, пошарила под прилавком и извлекла налитую свинцом дубинку. Мелкие торговцы с 10-й Яичной улицы имели очень небольшую прибыль, так что с воришками не церемонились.
— Вот не знаю, вот прямо и не знаю, — простонала она. — Я? Творить добро — в мои-то годы? Должно быть, я умом тронулась! И ведь мне даже не заплатят! Не знаю, право не знаю! Того гляди начну исполнять людям по три желания, и вот тогда, Дерек, пожалуйста, стукни меня изо всех сил по голове. — Она вручила сыну дубинку. — Остаёшься за главного. Попробуй переложить на другую полку резиновые шоколадки и презабавные бутафорские яичницы, ладно? Скажешь, это новомодные закладки такие или ещё что-нибудь.
С этими словами госпожа Пруст выбежала в ночь. В проулках и закоулках города ночами было опасно: там подстерегали грабители, воры и прочие неприятности. Но с приближением госпожи Пруст все они растворялись во мраке. Госпожа Пруст — это дурные новости, и лучше её не беспокоить, если хочешь, чтобы все косточки в твоих пальцах торчали в нужную сторону.
Тело, что некогда принадлежало Макинтошу, бежало сквозь ночь. Его терзала боль. Но призраку не было до того дела; он-то боли не ощущал. Мускулы мучительно ныли, но призрак муки не чувствовал. Пальцы, вырвавшие из стены стальные прутья, кровоточили. Но призрак не кровоточил. Никогда.
Он уже и не помнил, когда у него было собственное тело. Тела надо кормить и поить. С этой никчёмной плотью столько хлопот! Рано или поздно тела выходят из строя. Чаще всего это не имело значения: всегда найдётся кто-нибудь другой — жалкий умишко, гноящийся ненавистью, завистью и обидой; такой охотно впустит в себя призрака. Но надо действовать быстро и не терять бдительности. А главное — соблюдать осторожность. Здесь, на пустынных дорогах, новое подходящее вместилище отыскать будет трудно. Призрак с сожалением позволил телу остановиться и напиться из мутного прудика. Там, как оказалось, кишмя кишели лягушки, ну да телу ведь и есть нужно, так?
Глава 13
ПЛЯСКА СМЕРТИ
Настоящая постель в чёрно-белой комнате замка оказалась гораздо комфортнее подземелья, вот только уютной козьей отрыжки немного не хватало.
Тиффани снова приснился огонь. А ещё — за ней следили. Она это чувствовала, и на сей раз следили не козы. За ней следили изнутри её же собственной головы. Но следили по-доброму; кто-то о ней заботился. Во сне танцевал костёр, тёмная фигура отдёрнула пламя как штору — у ног тёмной фигуры, точно ручная, сидела зайчиха. Зайчиха поймала взгляд Тиффани и скакнула в огонь. И Тиффани
В дверь постучали. Тиффани разом проснулась.
— Кто там?
— А как звучит забывчивость? — поинтересовался голос по ту сторону тяжёлой двери.
Ей даже думать особенно не пришлось.
— Как шорох ветра в сухих травах жарким летним днём.
— Да, наверное, примерно так и есть, — подтвердил голос Престона из-за двери. — А теперь к делу, госпожа: там, внизу, полным-полно народа, и, как мне кажется, всем этим людям нужна их ведьма.
Хороший день для похорон выдался, подумала Тиффани, выглядывая из узкого замкового оконца. Дождь на похоронах ни к чему. Люди заметно мрачнеют. А Тиффани всегда старалась развеять похоронную мрачность. Люди живут, умирают, их помнят. Точно так же зима сменяет лето. Всё идёт так,
