— Если понадобится, сможем. Она такой же жестокий рабовладелец, как и сам Мао. И мне её совсем не жалко.
— Как вы легко обо всём размышляете. А я экономический и государственный прагматик. Всё время сомнения в голове по каждому вопросу. Так, не так. Как лучше. Экономичнее.
— Всё верно, уважаемый Дэн. Как экономнее — все этого желают, но почему-то, на оружие, оружие массового поражения никогда денег не жалко, любых. Войн нет, угрозы войны нет, но танки, самолёты, вертолёты в огромных количествах покупаем, строим заводы для ещё большего производства оружия. Почему? На кого рабовладельцы готовятся нападать? Кто сейчас Китаю враг — никто. Но армия увеличивается, перевооружается. Только потому, что именно свою власть охраняют. Всегда. Свою. И только свою. Вся армия со всеми секретными и карательными службами только для охраны рабовладельцев, но, конечно, под подлейшим историческим предлогом защиты от внешнего врага. Но они, рабовладельцы, почему-то, всегда сами ищут этого внешнего врага и нападают на этого заказного внешнего врага. Но гибнет, всегда и постоянно, сам униженный и забитый народ-раб. Я уже не говорю об оружии отравляющем, бактериологическом. Народу оно никак не нужно. Но рабовладельцы и его производят в огромном количестве. Для кого?
— Да.
— А вы подумайте, уважаемый Дэн, какими быстрыми шагами идёт вперёд медицина. А ведь у учёных только один враг — это чиновник. Он ведь себя считает умным. Учёный ведь только приложение к рабовладельцу. Вместо выделения денег на научные исследования рабовладелец бросает их на закупки средств уничтожения людей. Подготовка к очередной войне — это патологическое состояние чиновника-рабовладельца. Кто преступник для цивилизации — рабовладелец. А на сколько вперёд ушла бы медицина, если бы миллиардные оборонные деньги шли бы на медицину и другие гуманитарные науки.
— Чиновникам это не докажешь.
— Конечно. У них совсем другие цели и интересы в жизни.
Совсем отличные от народных.
Глава шестнадцатая
Мадам Мао — телохранитель Мао, Ван Дунсин
Жёстко, в бессилии, скрежеча своими мелкими зубами, Мадам Мао шумно ворвалась в кабинет к главному телохранителю самого великого Председателя, всемогущему Ван Дунсину. Крутя перед собою большим разукрашенным голубым веером, она, чуть ли не истерично, в слезах, запищала на высоких нотах:
— Миленький Ван Дунсинчик, хорошенький мой, помоги мне, грядущей сироте! Беззащитной, слабой женщине!
Ван сидел до этого в позе бездельного, отдыхающего, важного чиновника и ни о чём хорошем не думал. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда в комнату вихрем ворвалась ловкая и быстрая, напористая Мадам.
— В чём дело, милая? Кто тебя так больно укусил?
— Ты знаешь, что кто-то против государства и партии нагло действует? Бунтом, государственным переворотом пахнет.
Ван удивлённо поднял брови, сжал плотнее губы. Голос его стал магнитить железным оттенком.
— Говори, милая Цзян, говори. Момент очень грандиозно впечатляющий. Очень интригующий. Кто это такой безголовый, безмозглый против власти прёт? Кому это брюшину пальцами разорвать и по земле поволочить длинными кровавыми лентами перед донельзя весёлым и любопытным народом?
— Не смейся, Ван. Положение довольно опасное. Против нас лично направленное.
— Ой, не скажи. Не скажи. Страшно такое слышать. Неприятно. Не то время сейчас, чтобы кому-то и как-то важно возникать против власти на политической арене страны. Да и другой, любой арене.
— Мой супруг дал добро на ликвидацию Дэна.
— Знаю, дорогая. И полностью поддерживаю, сие.
— Так вот, какая-то, даже не знаю, как сказать — скажем, группа подпольных, засекреченных, может даже иностранных, засланных преступников, осмелилась помешать нашим людям уничтожить старика.
Дунсин покрутил дважды восьмёрку карандашом в воздухе.
— Дэн, где-то возле Кантона в ссыльном лагере на сельских полях.
— Да.
— И кто это там такой, что может ему как-то эффективно помочь? Все, сколько-нибудь влиятельные и мощные силы здесь, в Центре, под нашим пристальным надзором. Хуа Гофэн никому не даст пикнуть не в тему.
— А кто тогда там против наших сотрудников выступил?
— Надо подумать.
