— Я Настя!
Улыбка не нуждалась в переводе. Подумав, я изобразила Михоэлю, будто ем воображаемой ложкой и скорчила вопросительную мину. Пантомима имела успех — мне достался большой бутерброд с копчёной колбасой и сыром и бутылка пепси. Героическим усилием я сдержалась, чтоб не слопать всё и оставить хоть чуть-чуть Демжису.
Через несколько часов, когда грузовик причалил к автозаправке, я уже знала от сдержанно-приветливого Михоэля всё, что могла, и скорей побежала к Демжису, делиться добытыми новостями и бутербродом.
— Демжис, а Демжис, что я знаю! — я плюхнулась на пассажирское место, а он перебрался за руль. Карлик-водитель пошёл с напарником на заправку.
— Я узнала, что они едут в Турцию. Развозят немецкую технику по южной Европе, а потом за барахлом в Стамбул.
Демжис отреагировал вяло, даже бутерброд жевал словно только из вежливости.
— А, ты же не знаешь географию. Это значит, мы будем с ними ехать на юго-восток, как и предсказали волхвы в соборе! Хоть когда-то нам повезло… Да что ты такой мрачный?
— Если повезло, то я рад.
— Не вижу! Рассказывай, что не так?
Демжис молча бесцельно теребил руль. Потом ухмыльнулся.
— Я тут пытался скопировать из головы Матьяса — так зовут этого водителя — его знания об управлении машинами. Но мозг не гамбургер, мне надо сосредоточиться, приблизиться почти вплотную, а он всё время дёргается. И я не могу ему объяснить, мы не знаем языков друг друга!
— Вырубать его до потери сознания нет смысла…
— Да. Угрожать пистолетом, чтоб сидел тихо, тоже не вариант. Хотел я ему денег дать. Он вроде заинтересовался. Я к нему наклоняюсь, беру за плечо, и вдруг он как заорал, и чуть мне глаз не подбил!
Я вообразила эту сцену и расхохоталась.
— Так он принял тебя за этого…
— Любителя мужеложества. Боюсь, больше мы в одной кабине сидеть не сможем.
Демжис улыбался, но его взгляд остался печальным и сосредоточенным. Что-то заботило его куда сильней, чем недоразумения с чужестранцами.
Есть две стратегии женского поведения. Первая — лаской, угрозами, обвинениями, прочими крючками вытащить из мужчины его мысли; вторая — дать ему всё обдумать спокойно, раз он не хочет делиться неготовыми выводами. Вздохнув, я остановилась на последнем способе. Не потому что мудрая. Просто уже хотелось спать.
За окном, в холодном свете прожекторов, виднелись ряды припаркованных грузовиков, а за ними какие-то постройки, может, мотели, где ребята ночевали. Но нам, беспаспортным, туда хода не было.
Заклевав носом тут же, на сиденье, я уже не слышала, что происходило вокруг.
Ясным розовым утром наш караван из грузовика и фургона тронулся в путь. За несколько часов холмы на горизонте подросли, зазубрились каменными пиками, и леса с их склонов сбежали к дороге, обступили слева и справа. Воздух ощутимо похолодел. Огибая Зальцбург, мы ехали уже сквозь австрийские Альпы.
Демжис, строгий и собранный, сидел за рулём, маневрируя на прицепе у грузовика, и предоставил меня своим мыслям. Это он зря.
Решив, что утро вечера мудреней, я вернулась к вчерашнему разговору.
— Что мы дальше будем делать?
— Посмотрим.
— То есть, у плана у тебя нет?
— Чтобы строить планы, надо быть в чём-то уверенным.
— Предлагаешь плыть по течению?
— Что?
— В смысле, действовать по обстоятельствам?
— Угу.
Да как же его разговорить?
— Удивительно, что нас никто не преследует. Бандиты что, не ищут свою машину?
— Думаю, им не хочется лишний раз общаться с полицией. Да и невелика ценность — в соседнем гараже у этого парня стояла машина покруче.
— Фи! — вклинился в наш междусобойчик третий, новый голос, из-за спины. Таким баском говорят подростки, когда их голос начинает ломаться.
От неожиданности я чуть в штаны не наложила, и медленно обернулась.
