сына. И вот зачем он это сделал…
Сказать, что такое начало произвело впечатление, было бы преуменьшением. Генри чуть не улыбнулся, когда понял, что все рассчитал верно. Барс был прав: все обожают загадки, секреты и тайны. То, что происходило во дворце, столетиями было окутано неизвестностью, новости не просачивались, и теперь люди ловили каждое слово. Лишнее светило в небе было немедленно забыто: все жадно слушали Генри, открыв рты и прижимая к груди руки.
Генри рассказал им о том, как рос в лесу, где Освальд, вовсе не такой ужасный, как в сказках, научил его охотиться. Рассказал о дворце, где после исчезновения ребенка остановилась жизнь. Об одиноком принце, который десять лет мечтал стать героем, о сбежавшей королеве и о добром короле, сходившем с ума от чувства вины. Генри сглаживал острые углы, показывал всех с выгодных сторон и опускал мрачные подробности, но он знал от Эдварда, от Сиварда и от Тиса: вот так и создаются легенды.
Он рассказал о том, как искал Сердце, о двух братьях, которые помогали ему, а иногда и мешали. Про Барса и Предел он не упомянул – некоторым тайнам лучше ими и оставаться, – но и врать не стал.
– Так уж вышло, что мы нашли источник огромной силы, которая дает почти бесконечные возможности и не в тех руках может натворить бед. По ужасному стечению обстоятельств, в котором никто не виноват, Хью, старший из братьев Кэмпбеллов, забрал эту силу себе. А потом…
Генри расписал им гибель Освальда и Эдварда, то, как они пытались спасти других, и как король раздавлен потерей наследника. В сцене, где король узнал младшего сына, женщины начали плакать. Все были растроганы и влюблены в эту историю, и Генри уже видел: те, кто сейчас здесь, перескажут ее тем, кого здесь не было. Горожане – жителям ближайших деревень, те – путешественникам, которые разнесут ее дальше и дальше. Она прокатится по всему королевству: сказка новых времен, которая станет такой же важной, как старая легенда о Сердце.
– Я не знаю, что теперь будет. Хью способен на что угодно, – честно сказал Генри и встал на парапет во весь рост, держась за опору башни. – Но что бы ни случилось, мы будем вместе. Мы с вами – одно и то же. Сегодня мне нужно отдохнуть, но завтра я начну искать способ разобраться с нашим врагом. И даже если мне придется использовать вот это, – Генри приподнял руку, – я это сделаю. Хью убил моего брата и моего приемного отца. Не думайте, что я про это забуду.
Голос дрогнул, и Генри ненадолго замолчал. Не потому, что боялся заплакать – глаза по-прежнему были сухие, – а потому, что знал: если не удержится сейчас, то отречется от Барса, который заманил их за Предел. Генри так хотелось обвинить кого-то, сказать: мне больше не нужна помощь того, кто рискнул и нами, и всем королевством ради дурацкой игры.
А потом он вспомнил, как Перси сотни лет назад выбрался из сундука и пошел навстречу всадникам, и вся его злость разом иссякла. Перси отчаянно жаждал менять законы ненависти на законы любви, и у него не всегда получалось, но он пытался, как же он пытался!
– Ничего не исправишь. Но я смогу все это пережить, – хрипло сказал Генри, глядя в неправильное, сломанное небо с лишней луной и надеясь, что его слышит великий проигравший волшебник, которого он не думал больше увидеть. – У меня есть работа. Барс выбрал меня, и я его не подведу. Если мне нужна будет помощь, вы поможете?
Такого страстного, единодушного «да» Генри не слышал ни разу в жизни. Он улыбнулся всем, сам удивившись, что способен на это, и начал спускаться с башни в сад. Вслед ему оглушительно хлопали в ладоши, кричали слова поддержки и ободрения – Генри никогда бы не поверил, что однажды его будут так приветствовать, но обрадоваться не смог. Внутри все молчало.
Он пошел обратно в тронный зал и, открыв дверь, застыл от удивления. Несмотря на толпу придворных, здесь стояла полная тишина, и Генри отлично понимал почему. Около расставленных в ряд шкатулок с существами сидел Барс и молча глядел на них. Когда вошел Генри, Барс не обернулся, но заговорил – как обычно, не открывая рта.
– Эти четыре вида существ были самыми первыми. Те, кого я создал еще за Пределом. Именно поэтому только у них и у волшебников есть способность мгновенно перемещаться. Могут бродить, где хотят. – Он помолчал, склонив голову набок. – Знаешь, они ведь ни для чего не нужны. Мир вполне обойдется без них. Чайные плантации скриплеров засохнут, они не будут больше таскать ненужные предметы и не появятся в самый важный момент со словами мудрости. Те, кто потерялся в лесу или в пустыне, как-нибудь выберутся и без Худого Пальтишки. Люди вылечатся без волшебных кошек, одинокие дети развлекут себя сами, и грибень не придет к ним, когда они заплачут. Они не были необходимы, просто делали людей счастливыми. И мне без них так грустно.
Генри подошел и встал рядом. Было так странно видеть мощного зверя с низким голосом, когда знаешь, кто скрывается за этой маской.
– Ты сбежал, – сказал Генри.
– У меня очень мало сил. Он бы убил меня. – Барс помолчал, обернув свой пышный хвост вокруг лап. Он по-прежнему глядел только на существ, будто и не замечал десятков пар глаз, которые потрясенно смотрели ему в спину. – Всего в одном варианте будущего из ста все заканчивалось так, как закончилось. Прости. Я решил, что у нас прекрасные шансы на хороший исход.
– Ты сможешь его убить? – спросил Генри, и Барс наконец повернул голову к нему.
– Любви у тебя больше нет, – медленно проговорил он. – Почти совсем погасла. Она была ярче, чем твой дар огня.
Ответить на это Генри было нечего, и Барс бесшумно перешел к телам Эдварда и Освальда.
– Жаль, – уронил он. – Они только начали становиться теми, кем могли бы стать.
