кровати – она рыдала, обхватив подушку.
– Папа, это все правда, ты должен поверить! – крикнула она и бессильно уронила голову.
Ее спор с отцом показался Генри несколько односторонним, – до него не доносилось ни звука, а значит, Уилфред наверняка был отсюда далеко.
– Эй, – сказал Генри.
Больше ничего ему в голову не пришло – он даже не был уверен, что стоит спрашивать, как прошли во дворце последние часы, у человека, который, судя по опухшему лицу, провел это время, заливая слезами подушку и разговаривая сам с собой.
Услышав его голос, Роза перевернулась на спину и расплылась в такой счастливой улыбке, что Генри попятился. Очевидно, Роза тронулась умом, а от таких всего можно ждать.
– Я знала, что ты за мной придешь! Знала! – заявила она и высморкалась в лежавшее на подушке полотенце, и так мокрое насквозь. Генри сделал еще шаг в сторону окна. – Я сказала отцу, что они все слушаются подделку, а он не верит. Если бы мы были в сказке, все бы так и случилось: пропавший принц вернулся, и все счастливы! Ну, то есть счастливы не прямо сразу, а в конце, как положено.
Генри прекратил свое отступление и замер посреди комнаты.
– Ты поняла, что я не врал. И поняла, что Освальд занял мое место. С ума сойти, – пробормотал он. – Я думал, ты…
– Тупица, – глядя на него сияющим взглядом, сказала она и села, опустив босые ноги на пол. – Мы в детстве ругались этим словом, помнишь? И твоя мама говорила нам после него вымыть рот с мылом.
Генри не помнил, но почувствовал странную теплоту в груди: словно то, что знала о жизни Роза, и то, что знал он сам, соприкоснулось.
– Как ты поняла? – пробормотал он.
– Помнишь сказку о прекрасной швее и мастере-сочинителе, которого Джоанна превратила в ужасное чудовище? Заклятие пало, когда швея полюбила его даже в таком страшном обличье. – Роза улыбалась и одновременно морщилась, чтобы не заплакать снова, отчего казалась похожей разом и на ребенка, и на старушку. – Это моя любимая сказка, потому что внешность в ней не имеет значения. Я десять лет жила со злой волшебницей, изображавшей мою мать. Привыкла не обращать внимание на то, что снаружи: когда смотришь кому-то в глаза, видно, какой он на самом деле. Джоанна хитрая, она правда могла изменить тебе цвет глаз, чтобы никто тебе не поверил, даже если ты вспомнишь, кто такой. Но теперь все будет хорошо. – Она встала, открыла шкаф и начала доставать оттуда платья с таким деловитым видом, будто это не она пять минут назад рыдала, распластавшись на кровати. – Тебе больше нравится это желтое или это серое? Думаю, серое: дороги, наверное, пыльные, желтое быстро поблекнет.
– Куда ты собралась? – нахмурился Генри.
– С тобой, конечно, – взмахнув ворохом платьев, сказала она. – Тебе нужно остановить Освальда и Джоанну, а я тебе помогу. Эдвард уже отгадал загадку, которую ты ему дал. Они с Освальдом и с кем-то еще уехали искать твоего рыжего друга и никому не сказали, куда именно. Все верят, что поехали с тобой защищать какой-то там Предел, я не поняла, что это.
Генри наконец вспомнил, где в этой комнате дверь, и торопливо пошел в ту сторону, но там теперь высилась пышная стена из листьев, и он зашагал к окну. Ну почему Эдвард не мог использовать свои хваленые мозги, чтобы раскусить план Освальда, а вместо этого разгадал загадку, которая поможет Освальду победить?
– Стой! – выпалила Роза. – Помнишь, когда мы были маленькие, Эдварду прочили в жены Агату, потому что ее отец был всесильным казначеем, а я была вторая по знатности, и все шутили, что мы с тобой поженимся, когда вырастем? Как я могу выйти за Эдварда? Ты – моя судьба, все сходится, Роберт, как ты не понимаешь?
– Не называй меня так, – отрезал Генри. – Я понятия не имею, как быть тем, кем был он, ясно? Все эти детские игры уже значения не имеют. Я обжигаю, и так всегда будет, так что выкинь весь этот бред из головы и сиди тут.
Он уже перенес ногу через подоконник, когда она выпустила платья из рук и подошла к нему. Взгляд у нее был такой, что Генри остановился.
– Я всю жизнь играла по правилам – и что получила? – с жаром начала она. – Будь учтивой, молчи, красиво одевайся, выходи, за кого скажут. Но сегодня я все поняла. Барс привел тебя ко мне, и он не зря сделал так, что Освальд явился как раз в день помолвок. Мы с тобой найдем, как избавить тебя от дара, а если нет – просто поженимся и будем счастливы. Своих детей заводить не обязательно, можно взять тех, кто остался без родителей, – это называется усыновить, в сказках так иногда делали. Честь Эдварда не пострадает, только моя: скажем, что ты меня украл. Я знаю, что будет опасно, но если я вдруг погибну в походе, это будет ради любви.
Генри со стоном прислонился головой к оконной раме.
– Вы с Эдвардом друг друга стоите, – пробормотал он, стараясь не выходить из себя. Жить в лесу было куда легче, чем лавировать среди привязанностей и безумных выдумок людей. – Оба говорите о смерти так, словно это увлекательное и приятное событие, которое немедленно избавит всех вокруг от проблем. Не сомневаюсь, что Эдвард поехал в этот проклятый поход, чтобы найти способ протянуть там ноги, доказав отцу, какой он полезный. – Генри со всей силы треснул кулаком по стене, но мягкий слой листьев поглотил звук удара и легче не стало. А потом он вспомнил Лотту, вспомнил, как они хоронили ее в пустой деревне, и стало еще хуже. В этот раз не будет никаких лютых тварей, никакой серьезной опасности, но… – Роза, я тебя прошу, останься дома. Если еще и с тобой что-то случится, это будет слишком.
