На картинке была исходящая паром тарелка фасоли с ломтиком ветчины сверху, однако фасоль, которую жадно уплетала Барбоска, выглядела сухой, сморщенной и неаппетитной. Я сунул руку в коробку и вытащил пригоршню. Барбоска оскалила зубы, но сразу вернулась к еде. Я сунул одну фасолину в рот и стал жевать. Оказалось не так уж плохо, а я был голоден, так что высыпал в рот и остальное. Жуя, я стал разглядывать запечатанные коробки, гадая, как их открыть. Сверху была инструкция: нажать на белую точку и потянуть за красный язычок, поворачивая. Я перепробовал все возможные комбинации, но коробка так и не открылась. К тому времени, как я закончил жевать свою фасоль, Барбоска уже прикончила остальное. Есть хотелось ужасно, невскрываемая коробка приводила меня в бешенство. Я – единственный в мире, способный прочесть инструкцию, и все равно ничего сделать не могу.
Тут я вспомнил, что по дороге видел полку с разными инструментами, и направился туда. Голод и досада прогнали страх, так что я уже не крался, а шел твердо. Там нашелся топорик, совсем как в фильме «Женоубийца на воле», только в прозрачной упаковке, которую я тоже не мог открыть.
Ярость только усилила желание добраться до фасоли. Я попытался разорвать упаковку зубами, но она оказалась слишком прочной. Тут я увидел стеклянную витрину с какими-то коробочками, подошел к ней и с размаху ударил топориком по стеклу. Оно разлетелось. Несколько зазубренных осколков осталось в раме витрины, я проткнул одним упаковку и потянул. Таким образом мне удалось освободить топорик.
Я вернулся к коробкам и принялся рубить одну из них топориком, пока фасоль не посыпалась наружу. Я положил топорик на прилавок и стал есть.
Как раз когда я отправил в рот третью пригоршню, за спиной у меня раздался бас:
– Чего это ты тут делаешь, мистер?
Я быстро обернулся. Перед мной стояли рослый темнобородый старик и грузная женщина. Оба держали на поводке по очень крупной собаке, и у обоих было по длинному мясницкому ножу. Собаки были белые – альбиносы, наверное, – и с красными глазами. Они смотрели на меня так же пристально, как и люди.
Барбоска у меня за спиной выгнула спину и оскалилась на собак. Я понял, что они, скорее всего, смотрят не на меня, а на нее.
Люди были старше меня и крупнее. Их взгляды безусловно нарушали мое личное пространство, но были скорее любопытными, чем враждебными. А вот длинные ножи пугали.
У меня все еще был полный рот фасоли. Я прожевал и ответил:
– Я ем. Я голоден.
– То, что ты ешь, – сказал мужчина, – принадлежит мне.
– Нам, – поправила женщина. – Семье.
Мужчина, не обращая на нее внимания, спросил:
– Ты из какой части Семиградья, мистер?
– Не знаю, – ответил я. – Я из Огайо.
– Может, он из Юбенка, – вмешалась женщина. – С виду похож на Демпси. Они все худые.
Я кое-как проглотил остатки фасоли.
– А может, Свишер, – сказал мужчина. – Из Ошен-сити.
Внезапно Барбоска развернулась и рванула по прилавкам прочь от собак – я в жизни не видел, чтобы она бежала так быстро. Собаки, натягивая поводки, следили за ней. Мужчина и женщина не обращали на нее внимания.
– Ты из семи городов, но из какого? – спросил мужчина. – И почему, в нарушение закона, ешь нашу еду?
– И зачем оскверняешь наше святилище? – добавила женщина.
– Я никогда не слышал про семь городов. Издалека, здесь проходом. Я был голоден, увидел это место и вошел. Не знал, что это… святилище.
Женщина вытаращила глаза:
– Ты вошел в церковь живого Бога и не узнал ее?
Я оглядел вешалки с яркой одеждой, стеллажи с затянутыми в пленку товарами, ружьями, клюшками для гольфа, электронными приборами и сказал:
– Это не церковь. Это магазин.
Они довольно долго молчали. Одна собака устала смотреть в ту сторону, куда убежала Барбоска, легла на пол и зевнула. Другая стала обнюхивать мужчине ноги.
Наконец мужчина сказал:
– Ты кощунствуешь. Ты уже совершил кощунство, когда без разрешения ел святую еду.
– Извините. Я не знал…
Он шагнул вперед, сильной рукой схватил меня за плечо и приставил нож мне к животу. Женщина, очень проворно для такой толстухи, шагнула к прилавку и взяла мой топорик. Думала, наверное, что я буду им обороняться.
