– Лес рук, как обычно, – буркнул Толик, оглядывая остальных, и направился следом за Николаичем куда-то за трубы.
Витек не сомневался, что ворчание Толика упирается в наспех собранный при бегстве «общак», большую часть которого (десять тысяч и мобильники) пришлось отдать Николаичу за помощь. Хотя и странностей у Толика хватало. С ним дружили, потому что рукастый. Такой всегда поможет, разберется с любой хреновиной, к которой остальные даже не подойдут. Но когда он между делом начинал рассказывать про мать-ведьму, про то, что и сам чувствовал какие-то там потусторонние энергии, заряженные волны и так далее… Становилось не по себе. Впрочем, пока Толик сильно не выпендривался, с ним можно было нормально общаться. В армии толковые люди всегда друзья.
Витек зашел в дежурку, окинул взглядом комнатушку, окно которой плотно запечатал мороз. Колченогий стол, пара табуреток, диван, маленький холодильник у стены. Не так плохо. Из картонной коробки в углу торчал древний телевизор, на нем – видик с привычным «тюльпаном». Самое главное – пухлая буржуйка, от одного вида которой становилось чуть теплее.
Акоп взял кочергу, поворошил золу в печи, пару раз ударил по дымоходу. Из темноты коридора, в котором пропали Толик с Николаичем, ему ответил металлический стук. Задрожали трубы. Посыпались на пол осколки льда. Витек заметил, что на одной из труб, прямо под потолком, висит серебряный крестик на веревочке.
– Жить можно. Лучше даже, чем в части. И на тумбочке стоять не надо, – хохотнул Сашка. – А если свет вырубит, у нас есть глазной фонарь Акопа.
– Вот просто иди-ка ты на хер.
Сашка театрально отдал честь.
Витек дотронулся до толстой трубы над дверью, почувствовав обжигающий холод даже через перчатку. Он не очень-то соображал, как здешняя система работает; всякие котлы, датчики и теплотрассы были явно не для его мозгов. Но впечатление это место производило.
– Хорош таращиться, – сказал Сашка, – пойдем раскидаем по-быстрому.
Витек двинул за другом на улицу. Вместе они перенесли в котельную все добро из «уазика»: канистры с бензином, одеяла, спальники, бутыли с водой. Продуктов взяли с запасом, потому что никто не знал, как долго придется тут торчать.
Сашка захлопнул багажник и вытащил из кармана пачку сигарет. Жестом предложил Витьку, тот кивнул. Защелкала зажигалка, вспыхнули огоньки в темноте.
– Зырь, что за хрень там в снегу, – кивнул Сашка на странные фигуры у обочины. – Кажется, местная достопримечательность. Пошли глянем.
Мороз не просто покалывал кожу, а драл ее и царапал, словно взбесившийся кот. Изо рта вырывался пар.
Обогнули «уазик». В тишине вокруг, не испорченной городским шумом, особенно четко был слышен скрип снега под берцами.
Они отошли всего метров на пятьдесят от котельной, но чудилось, что в случае чего вернуться не получится. Будто морозная ночь отреза?ла лишнее, сужала мир до крошечного пятачка вокруг.
Подошли к силуэтам среди сугробов. Это были серп и молот. Железные фигуры на прутьях в три человеческих роста. С раскрашенного под советскую открытку щита рядом на них смотрел профиль Ильича, а охранял композицию каменный солдат с оторванной головой и задранной к небу рукой.
– Безбашенный, – сказал Сашка. – Как наш Акоп.
Пару дней назад Акоп сцепился со старлеем Говорухиным. Тот любил среди ночи вызывать к себе срочников. Они представлялись ему клоунами, гимнастами, дрессированными мишками, в общем, кем угодно, но не людьми. Обычно Говорухин издевался над молодняком, но тут отчего-то «подорвал» Акопа, которому оставалось до конца службы чуть больше четырех месяцев.
Говорухин окинул его мутным взглядом и приказал отжаться раз двадцать для разминочки. Заспанный Акоп не сразу сообразил, чего от него хотят, а когда сообразил – прифигел. Говорухин же, раззадорившись, назвал Акопа чернозадым, а потом отвесил пару несильных пощечин. Наверное, Акоп бы стерпел, если бы его просто били. Но пощечины – это же форменное бабское унижение. Кавказская кровь вскипела, Акоп нанес ответный удар, не удержался. Завязалась шумная драка, Говорухин был большой, по-пьяному неуклюжий, а Акоп, наоборот, щуплый, но вертлявый. В какой-то момент они, сцепившись, вылетели в коридор.
Толик, Сашка и Витек, несколько минут назад взглядами провожавшие друга на экзекуцию, рванули на помощь, ни о чем не думая. Смели втроем Говорухина, придавили к полу, немного помяв бока. Все происходило в каком-то адреналиновом запале. Услышав возню, вскочили с коек другие солдаты. Говорухина не любили, но боялись, так что не обошлось без защитников, которые хотели выслужиться. Одни били, вторые разнимали, третьи огребали. Говорухин взвыл: «Убью, суки! Каждого!», и взбесившийся Акоп несколько раз врезал ему ногой по лицу. Брызнула кровь, старлей затих на полу, и только после этого солдаты опомнились.
У Говорухина в Мурманске были криминальные подвязки в автомобильном бизнесе. Все об этом знали. Связываться с ним – себе дороже. Тем более кому? Бесправным срочникам из других городов?
Его умыли, оттащили в каптерку, залили горло остатками водки. Перепуганные солдаты шептались о том, что Говорухин пару лет назад уже вывозил в сопки одного срочника – и с концами. Оставалось надеяться, что старлей по пьяни все забудет или спустит на тормозах.
Не спустил. Да и стукачи сделали свое дело.
