— Ты как, солнышко? — спросила мама.
— С папой разговариваю.
— Вот почему у него занято!
— А мама говорит, что у тебя занято, — сказал Антошка папе по мобильному.
— Конечно, я же с тобой говорю! — рассмеялся папа.
— Папа говорит, что это он со мной говорит — вот и занято, — сказал Антошка маме по городскому телефону.
— Эх ты… — только и ответила мама. — А я что сказала?
— Эй, передатчик, дай-ка я с мамой поговорю… Соедини семью-то, — велел папа Антошке.
— А как? — растерялся Антошка.
— Да трубки друг к другу поднеси — мы и поболтаем.
— Антошка, ты где? — спросила мама.
— Папа говорит, чтобы я трубки друг к другу поднёс. Папа с тобой поговорит.
— Ну, начинается… — вздохнула мама. — А может, проще будет, если папа мне сам позвонит? Или я папе? А ты пока подождёшь. А потом мы тебе опять наберём.
— Пап, а мама говорит… — начал Антошка.
— Ладно уж, поднеси трубки, — разрешила мама. — Господи, какие обормоты…
Антошка поднёс трубку мобильного телефона к городскому. Подержал немного. Но ему стало интересно, о чём папа с мамой разговаривают.
— Ёлки! — услышал он папин голос в левом ухе.
— Так ты скажи врачу. Стесняешься, что ли?.. — услышал он в правом ухе мамин голос.
— Эй, ты куда пропала? — спросил папа.
— Ладно. Завтра попробую вырваться, — сказала мама. — Слышишь меня? Гриш… слышишь?
— Э-э-эй! — крикнул папа. — Ты где?
— Оказывается, когда говорят сразу в два уха, от этого ушам щекотно, — сказал Антошка в обе трубки.
— Ага… Передатчик опять включился, — констатировал папа в левом ухе.
— Антошка, перестань сейчас же. Мне работать надо. Некогда мне! — сказала мама в правом.
Антошка, делать нечего, снова прижал трубки друг к другу, подержал вместе подольше. Когда он опять не утерпел и поднёс их к ушам, в маминой трубке были короткие гудки, а в папиной трубке пели:
— Пап, — удивился Антошка, — ты чего?
— Мама работает давно, — ответил папа. — А я вот пою. Жду, когда опять передатчик включится. Пока, Антоха… и… молодец ты у меня, вот ты кто!
Папа повесил трубку.
Антошка сел за синтезатор, стал слушать музыку «Стеклянного дождя». И только сейчас обратил внимание, что написал её в ля миноре, потому что попугай, как только зазвучала пьеса, сразу перестал чирикать, примолк и прислушался. А как только закончилась, прочирикал три раза. И это было так, как будто он сказал Антошке: «Здо?-ро-во!»
Антошка посмотрел на попугая и вдруг подумал, что тема, записанная для флейты, очень похожа на мелодию дождя, который никто не видит. Это его так взволновало, что он ещё раз сыграл её — уже без аккомпанемента. И хоть флейтовая тема была короткой, Антошка подумал, что она-то и есть главная. И что ради неё он и написал свою музыку про дождь.
А ещё подумал, как было бы отлично, если бы эту мелодию когда-нибудь сыграла Катя. Ведь она училась именно на флейте.
