– В самом деле?
– Именно он заказал Давиду ее портрет. Они ссорились на протяжении нескольких месяцев, и в итоге Анжелика заколола его кинжалом. Затем уехала из Парижа, прихватив шкатулку с драгоценностями и свой портрет, ну а потом вышла замуж за Айво Лайонса. Он, судя по всему, оказался очень мудрым и понимающим человеком.
Скорее всего, подумала я, эта Анжелика Лайонс обладала особым даром убеждения.
Мы молча прошли по галерее, разглядывая портреты. Время от времени я украдкой бросала взгляд на мистера Уинтерса и поражалась произошедшей с ним перемене. Он очень оживился, глаза его сверкали, он словно весь светился изнутри. Похоже, живопись действовала на него наподобие некоего тонизирующего средства.
Мы дошли до дальнего конца галереи, и я, точно громом пораженная, остановилась перед портретом, висевшим с самого края, отдельно от остальных.
– Но это же мисс Ван Аллен, – пробормотала я, не в силах скрыть удивление.
Губы мистера Уинтерса тронула печальная улыбка.
– Да, – подтвердил он. – Я написал его однажды летом. И Изабель заставила меня поместить его здесь, в самом дальнем углу, ну, ради шутки. Думаю, Реджи так ничего не заметил. Или же ему просто все равно.
Я изучала портрет. Сходство невероятное. И хоть выражение лица было другое, гораздо мягче, в остром взгляде темных глаз танцевали загадочные искорки – именно такой я видела ее за обеденным столом. И мне оставалось лишь гадать – было ли это отражение истинной Изабель или так ее видел художник.
– Думаю, люди, подобные Изабель, неизбежно плохо кончают, – заметил мистер Уинтерс. – Слишком уж безрассудную она вела жизнь.
Я постаралась скрыть удивление.
– Это в каком же смысле?
Он посмотрел на меня:
– Да буквально во всех. Неужели не заметили, как она подстрекала и провоцировала нас? Наслаждалась чувством опасности, как канатоходец. Она всегда такой была, вечно куражилась над людьми, пытаясь понять, как далеко можно в этом зайти. Словно… – Он запнулся, долго молчал и наконец закончил фразу: – Словно она чувствовала себя по-настоящему живой, лишь когда испытывала судьбу.
Я поняла: у меня нет другого выхода, кроме как быть до конца честной с мистером Уинтерсом. Если отделываться туманными намеками, это ни к чему не приведет.
– Как думаете, ее убили из-за того, что она собиралась написать в своей новой книге? – спросила я.
Он пожал плечами:
– Возможно. Или же ее мог прикончить ее молодой человек.
– Но мистер Робертс ужасно расстроен.
Мистер Уинтерс снова пожал плечами:
– Для меня внутренний мир человека всегда был и остается загадкой. И, надо признать, мало меня интересует.
Говоря это, он так и впился в меня взглядом. Я уже успела привыкнуть к зловещему ищущему взгляду его светлых водянистых глаз, но здесь, в портретной галерее, щедро залитой лучами солнца, он почему-то действовал на нервы. Возможно, подумала я, мистер Уинтерс размышляет, кто бы мог убить Изабель? Однако я поняла, что моя догадка неверна, как только он заговорил:
– А ваш портрет когда-нибудь писали, миссис Эймс?
Ясно, что он пытался сменить тему, но я сознавала: давить на него бесполезно, ничего хорошего из этого не получится. Придется поговорить с ним в другой раз.
– Только ребенком, – ответила я. – Мама заказала мой портрет.
Неприятно было вспоминать эти сеансы, когда мне часами приходилось сидеть на одном месте в жестком платье из розовой тафты с покалывающим шею накрахмаленным кружевным воротником…
– Вас следовало бы написать сейчас, вы очень красивая женщина. – Мистер Уинтерс проговорил эти слова самым небрежным тоном, но мне показалось: он не так уж и невинен, каким кажется поначалу. Это, безусловно, добавляло ему обаяния – нарочито небрежный тон, когда он осыпал человека комплиментами, словно лепестками цветов. Тем не менее у меня закралось подозрение, что все это лишь часть его тщательно продуманного образа. В любом случае с этими художниками следует вести себя осторожнее.
– Приятно, когда ваш молодой цветущий облик запечатлен на хорошем портрете, вам не кажется? – спросил мистер Уинтерс. – Ведь время летит так быстро.
Что правда, то правда, хоть и не слишком приятная. Однако у меня никогда не возникало желания заиметь свой портрет маслом. И уж тем более сейчас, вскоре после убийства. Не слишком подходящее время, чтобы обсуждать такие вещи.