Равнодушие исчезло, теперь доктор смотрел на меня сочувственно.
– И это, должно быть, отразилось на вас самым негативным образом, – заметил он.
– Да, я была в полном смятении. – Тут я тоже не солгала, просто немного преувеличила, и подпустила в голос трагизма. Если сочтет меня женщиной, склонной к истерикам, так тому и быть.
– Это и есть источник всех ваших проблем. Такого рода истории глубоко потрясают. Расшатывают нервную систему, знаете ли. И самое лучшее в таких случаях – это побольше отдыхать. Сон у вас наверняка нарушен?
– Да, – совершенно честно ответила я.
– Хотите выпишу вам снотворное?
– Нет, пожалуй, не стоит. Но вы позволите задержать вас еще на несколько минут? Хотелось бы кое-что обсудить.
– Конечно, – добродушно ответил он. – Что вы желаете мне рассказать?
– Я зашла к ней в комнату, чтобы поговорить, и увидела, что она лежит на полу. Поначалу я не поняла, что она мертва. Подумала, она просто упала и ударилась головой – что-то в этом роде, поскольку на полу рядом с ней валялся бокал. И я решила, что ей вдруг стало плохо, когда она пила вино.
– Вон оно что, – как-то осторожно заметил доктор, словно счел эту информацию интересной, но не хотел, чтобы я об этом знала. А потом заглянул в саквояж, будто искал там что-то. Мне ничего не оставалось, кроме как продолжить.
– Насколько я понимаю, это уже не первая трагическая смерть в Лайонсгейте, – грустно заметила я.
Он поднял на меня глаза:
– Это вы о чем?
– Несколько лет тому назад тут погиб молодой человек.
– Ах да, – коротко кивнул он. – Вы имеете в виду Эдвина Грина.
– Да. И полагаю, вас тогда тоже вызвали сюда. – Наверное, мое стремление получить информацию выглядело слишком явным, но я не видела другого способа получить ее.
– Нет, тогда я здесь не работал. Тогда вызывали доктора Брокхерста.
– О, – разочарованно протянула я. Ведь я так надеялась услышать отчет из первых рук о смерти Эдвина Грина. Теперь же все мои старания, похоже, пошли прахом. Был еще ничтожный шанс узнать что-нибудь полезное, но я не слишком обольщалась на сей счет. Возможно, мне удастся поговорить с этим доктором Брокхерстом.
– Наверное, уехал отсюда сразу после скандала? – невинным тоном предположила я.
– Никуда он не уезжал. До сих пор живет в деревне. Вышел на пенсию, хотя время от времени принимает частных пациентов. Некоторые из его старых пациентов мне не доверяют. Я прожил здесь уже шесть лет, но до сих пор считаюсь новичком.
– Понимаю. Так вы не жили в деревне, когда погиб Эдвин Грин?
– Нет. Но, разумеется, читал об этом в газетах. И если честно, сильно сомневался, стоит ли мне сюда ехать. Терпеть не могу скандалов. Но здесь все было так тихо и спокойно… ну, вплоть до этой истории. Вы не должны слишком много думать об этом, миссис Эймс, не рекомендую. И если вдруг ощутите беспокойство, самый лучший способ – это выпить стаканчик бренди.
Похоже, проку от него больше не будет.
– Спасибо вам, доктор.
Тут в дверь тихо постучали, и в комнату вошел Майло.
– Слышал, тут опять произошло… О, прошу прощения, – тут же добавил он, переводя взгляд с меня на доктора и обратно.
– Доктор Джарвис, сэр, – представился мой гость. – А вы, должно быть, мистер Эймс?
– Да.
– Не могли бы мы поговорить с вами в холле?
Майло покосился на меня и кивнул:
– Конечно.
Доктор Джарвис обратился ко мне:
– Так, значит, рекомендую побольше отдыхать, миссис Эймс. Ну и выпить рюмочку бренди, когда захочется, тоже не помешает.
– Спасибо, доктор.
Он остановился на пороге. Затем, словно опасаясь, что я снова начну задавать вопросы, выпалил:
– А доктор Брокхерст сейчас в Италии. Как там, должно быть, славно в это время года.
Майло бросил на меня многозначительный взгляд. Намекал мне, что мы променяли поездку в Италию на это отвратительное путешествие в Лайонсгейт.
Затем мужчины вышли, и я разочарованно вздохнула. Доктор Джарвис ничем мне не помог. Что еще хуже, врач, которого вызвали осмотреть тело
