– Что, черт возьми, тут происходит? – спросил Реджи. – Беатрис, что с тобой? Ты в порядке?
Брэдфорд старался не глядеть на них. Он лежал на полу и по-прежнему смотрел на Беатрис снизу вверх с умоляющим видом.
– Беатрис, – разбитым голосом пробормотал он. – Прости меня. Я не хотел. Но ты должна поверить, я правда тебя люблю. Прошу, поверь.
– Вставай и убирайся отсюда, – прошипела она. – А ну, пошел вон, тебе говорят!
Брэдфорд неловко поднялся на ноги, оглушенный и дезориентированный, и бросился вон из комнаты мимо Реджи и Изабель. Перед его глазами танцевали черные точки.
Однако боль в голове была несравнима с болью в сердце. Рухнул весь его мир, все, ради чего он жил».
Я закрыла книгу и посмотрела на Майло. Тот выпустил изо рта струйку дыма и, похоже, был ничуть не впечатлен.
– Просто абсолютная мерзость, – заметил он. – Неудивительно, что Изабель была вынуждена уехать из страны после ее публикации.
– Да, она, конечно, не Диккенс, – сказала я. – И тем не менее есть в этой истории нечто притягательное. Брэдфорд Гленн пытался убить Беатрис. Поэтому неудивительно, что она не захотела общаться с ним после убийства. И Изабель стала свидетелем этой сцены. Теперь становится ясно, почему все они подумали, будто именно Брэдфорд убил Эдвина Грина. Он доказал, что способен на насильственные действия.
– Если только это случилось на самом деле.
– По-моему, все описано весьма реалистично.
– Но ведь это роман, любовь моя. Как ты не понимаешь, она просто выдумала все это.
– Возможно, – отозвалась я, хоть и была с ним не согласна. Изабель вполне могла сочинить всю эту сцену конфронтации, но с какой целью? Ведь она искусно создала образы всех героев, присутствовавших в Лайонсгейте, и сходство с реальными людьми было неоспоримо. Эта сцена столкновения Беатрис и Брэдфорда доказывала, что у последнего имелся мотив убить Эдвина Грина.
– Изабель включила эту сцену специально, – произнесла я. Снова открыла книгу и посмотрела на начало новой главы. – Чтобы показать, что у Брэдфорда появился мотив убить Эдвина Грина.
– Или просто потому, что знала: она заработает кучу денег, эксплуатируя и приукрашивая чужую трагедию. Вот уж не думал, что сочинять романы – такое выгодное занятие. Может, мне тоже стоит начать писать? Скажи, дорогая, ты не разлюбишь меня, если будешь видеть скрюченным за письменным столом и с пальцами, перепачканными чернилами?
– Вроде бы в наши дни принято приглашать машинистку, – заметила я, переворачивая страницу.
– Тогда обзаведусь секретаршей.
Я подняла на него глаза:
– И непременно молоденькой и хорошенькой?
– Естественно.
– В таком случае я запрещаю тебе становиться писателем.
– И таким образом положишь конец моей карьере прославленного романиста еще до того, как она успеет начаться.
– Думаю, вполне достаточно того, что ты у меня красив и богат.
Майло не стал спорить, и я вернулась к чтению.
В следующей главе не было подробностей о ночной стычке между Брэдфордом и Беатрис, говорилось только, что «Брэдфорд смотрел на нее с печалью и тоской, сидя за столом за завтраком». Беатрис, судя по всему, ничуть не разжалобили его взгляды, и вскоре она вышла из столовой под руку с Эдвином Грином.
И я снова задумалась над тем, было ли в жизни все так, как описала Изабель.
А потом решила, что есть только один способ разузнать это. Я должна поговорить с Беатрис Лайонс Клайн.
Глава 17
Заснула я той ночью очень быстро, но проснулась перед рассветом в полном смятении. И сразу поняла, что уснуть опять уже не получится. Для завтрака было еще слишком рано, да и есть мне пока совсем не хотелось.
От такого раннего подъема пользы не было никакой. Я сомневалась, что все остальные обитатели дома тоже проснулись. В любом случае это как-то не слишком прилично – обсуждать убийство с самого утра. Беатрис Клайн казалась недоступной даже в обычное время; представляю, как бы она возмутилась, если бы ее начали допрашивать еще перед завтраком.
И тут я вспомнила слова Лаурель о том, что Реджи Лайонс любит долгие прогулки ранним утром и в полном одиночестве. Так что у меня есть шанс увидеть его, если только удастся найти. У нас с ним еще не было удобного случая поговорить наедине, и я предчувствовала, что его изложение этой истории может оказаться полезным. Ведь как раз он не был любовником Изабель. И мог вполне заметить то, что упустили из вида другие.
Я поднялась и надела свой самый теплый костюм, а сверху накинула кремовое шерстяное пальто с меховым воротником и оторочкой из такого же меха на рукавах. Потом выбрала шляпу, которая являла собой превосходный компромисс между средством защиты от холода и последним писком моды, и натянула кожаные перчатки. Мои добротные грубоватые ботинки несколько портили общий эффект, но вполне годились для прогулки в морозный день.
