Ребята довели количество пойманных птиц до пятнадцати. Карине, чтобы насытиться в волчьем облике, действительно требовалось шесть тушек. Митьке же на две больше.
– Не получились из нас символьеры, – фыркнул Митька. Налопавшись в волчьих телах, они обернулись людьми. – Нет знаков, ну и не надо. А сейчас мы с тобой последнюю птичку по-человечески съедим. У меня на такой случай две или три зажигалки с собой. Вот только что на дрова пустить, это вопрос…
– Да прям вопрос. В нашем, скажем так, блоке целых восемь спален, представляешь? И везде как минимум по одной кровати найдется. Они деревянные и такие древние, что жуть просто. Вот только сыроватое дерево, коптить будет.
– С этим я как-нибудь справлюсь.
То, что им, «гостям», придется безобразничать в чужом доме, Митьку не смутило. И правильно. Они в гости не просились. Да их и не приглашали, а просто взяли и не выпустили. Поэтому пусть не жалуются.
И все же еще к вечеру условного первого января Карина начала задумываться о том, как вернуть себе кое-какие знаки. И не только задумываться, а пытаться творить их по принципу, описанному Митькой.
Впрочем, некоторые знаки восстановились сами по себе. Арисса не зря сказала, что блокировка временная и без какой-то там особой клятвы – слабая. Но за редким исключением доступные теперь знаки были всякой бесполезной мутью. Вроде того же словесного
Митька ловко разобрался с костром. У него отлично восстановился знак притяжения. Карина очень пожалела, что матушка Императрица (ах да, Информатрисса, а никакое не императорское величество) не видела, как над островом пролетала кровать. Вот вышла бы на балкон, отдохнуть от трудов императорских (информатрисских), а мебеляшка бы вокруг нее круг почета описала и – фюить! На юг зимовать. Вот бы у маменьки лицо вытянулось…
– Хватит медитировать, ощипли птицу, пожалуйста, пока огонь прогорит. Да и выпотрошить надо бы. – К счастью, нож у Митьки тоже нашелся, а то пришлось бы для этого трансформировать руки в лапы. С когтями потрошение птичьей тушки выглядело бы улетноэффектно, но съесть было бы уже нечего.
Раньше Карина не умела ощипывать птицу по вполне понятным причинам – кто в наши дни супермаркетов владеет такими навыками? Но как кушать захотела, так быстро научилась. Она ловко обдирала перья, не особо заморачиваясь удалением «пеньков», потому что кожа у птиц все равно была невкусная, и ее решили неэкономно выбросить. То есть закопать. Мусорку разводить на острове они не собирались.
Монотонная работа способствовала размышлениям. Карина думала об омертвениях, о том, что же происходит, когда волки открывают тропу о том, какие же секретные механизмы мироздания запускаются при этом. Задумавшись, она не заметила, как с легким нажимом руки «провалилась» в глубину птицы по запястье.
– Ты что, у Резаныча нахваталась? – спросил Митька, отвлекаясь от костра. – Типа так лучше думается?
– Вообще-то, оказывается, что лучше, – с некоторым удивлением согласилась Карина. – Мить, когда мы открываем тропу из начавшегося омертвения, то что мы делаем? Технически, я имею в виду. Ну не только оборачиваемся и бежим к Луне, а… с точки зрения мира? Тебе не кажется, что мы как бы останавливаем процесс?
– А ты вспомни, когда мы у бабушки во дворце купались на галерее, Рудо говорил, что омертвение, как смерть, процесс необратимый.
Карина замотала головой, ловя ускользающую мысль. Омертвение и смерть. Вот уж точно явления не одного порядка.
– Рудо ошибался! Вернее, у нас как бы путаница в терминах приключилась. Он сказал дословно: «Омертвение, как, собственно, и смерть, процессы по своей природе необратимые». Но смерть – это не процесс. Это состояние, результат. Процесс – умирание. А омертвение… Мить, ты только не смейся, я теоретизировать фигово умею… Это как бы процесс умирания глубины. Есть омертвение-процесс, а есть омертвение-результат. Понимаешь?
Митька смотрел на нее так, словно впервые видел.
– Кажется, понимаю, – лаконично сказал он. – Ты продолжай, продолжай, я внимаю и даже трепещу.
Трепещет он, конечно. Примерно как автомобильная покрышка под легким весенним ветром.
– Открывая тропу, Мить, мы как бы творим знак, останавливающий процесс. Но поскольку мы четырехмерники и вообще глубинные твари… или как там правильно? Твари вечности, ага… вот раз мы – они, то нам не нужен знак, мы взаимодействуем напрямую с миром. Но как именно? Давай соображать. Как мы открываем тропу?
Митька выдохнул, надувая губы, и улегся на спину, прямо на холодные камни.
– Луна, – коротко сказал он и вскочил. – Так, ты умничай, а работать не забывай. Пока руки делом заняты, голова круче варит, я тебе точно говорю. – Задумчиво потеребил губу, сплюнул и продолжил: – Что ты видишь, когда открываешь тропу?
Карина зажмурилась, вспомнила все свои, честно говоря, по пальцам исчислимые выходы в Межмирье.
– Луну и вижу, – ответила она.
– А на самом деле всегда ли она есть? В те самые моменты?
