своими глазами увидим… Если нет, то пташечка пропадет не за фиг.
Повезло, так уж повезло. Карина пискнуть не успела, как почти на голову ей свалилась очередная (а вернее, внеочередная) добыча. И было бы не «почти», а совсем-совсем по макушке, не отскочи она в сторону.
– Ох ты… – Девочка села на корточки и вгляделась в лежащий на песке угловатый черноперый гибрид сороки и чайки. Он был совершенно определенно и необратимо мертв. – Мить, ты что, совсем того? Мы же договорились без необходимости птиц не убивать.
Митька усмехнулся:
– Не переживай, я не просто так.
– А как?! Эксперимента ради? А не многовато экспериментаторов на один маленький островок? Мить, если ты ее просто так удавил, чтобы посмотреть, получится или нет, то чем ты отличаешься от охотников? Масштабами разве что. Нет-нет, я так не хочу! – Да еще зажмурилась и ногами затопала. Настоящая девочка, чего уж там…
Друг только носом засопел.
– Сразу видно, что девушка сыта… Сразу «птичку жалко» включилось. Успокойся, это не просто эксперимент, а наш ужин. Вместо охоты будем мозговой штурм устраивать. Как Межмирный камень раздобыть. И как Рахассе знак подать. И план Бэ, а то мало ли что. Карине на секунду стало стыдно. О ком угодно можно сразу с ходу думать плохое, но не о Митьке же! А она… Но долго размышлять об этом не получилось.
– Гхм-грр-ррхм… Доброго утра, судари, – раздалось прямо над ухом.
Карина подлетела как ошпаренная. Митька, привычно обращаясь в прыжке, метнулся на говорившего. Но приземлился на песок ни с чем. А прямо над ним, похлопывая крыльями, в воздухе завис представительного вида океорон.
Откуда в голову влезло это определение – «представительный», Карина и сама не поняла. Но иначе птицу сложно было охарактеризовать.
– Позволите присесть? – невозмутимо вопросил он, словно не его только что пытался поймать белый гигантский волк. Впрочем, не ему бы удивляться, ведь, согласно «Тварнику», визитеру говорить не полагалось даже на уровне домашнего попугая.
– Ну допустим, присаживайтесь, – разрешил Митька, оборачиваясь обратно в парня.
– Ох, мрак, вы разумны! – Карину затрясло. – Но ведь… но ведь в книге сказано, что нет! А мы на вас охотились!
– Это ничего, – снисходительно сообщил океорон, усаживаясь на торчащий из песка камень, который тоже когда-то был частью дома. – Сейчас вы едите нас. Но когда ваши бездыханные тела вышвырнут на южные скалы, то придет наш черед пировать. Все предельно честно.
– Наши – что? – нехорошо прищурился Митька, и в голосе его зазвучало то спокойствие, которое обычно предназначалось Диймару. – А лично ты бессмертный, что ли? Или просто жить поднадоело? В суп хочешь?
Океорон отпрыгнул.
– Ты близок к истине… – начал он.
– Ах, близок? То есть не в суп, а в пельмень?
Птица отскочила подальше от Митьки, с камня на песок. Видимо, океорон втянул когти, потому что по мокрому берегу зашлепали перепончатые лапы. Они были грязно-сиреневого оттенка.
– Прекрати! Я действительно просто пошутил, – уже сердито объяснил визитер. – Очевидно, выбрал не лучший способ завязать знакомство. Я – Баррен Костов. Я друг Рахассы. Аты, – океорон перевел немигающий взгляд светло-серых, каких-то не птичьих глаз на Карину, – возьми себя в руки и не дрожи так. Не все океороны разумны. И уж точно мы не позволили бы двум детенышам поймать себя и съесть.
Карина почувствовала, как способность дышать вернулась. А завтрак перестал проситься наружу. Честно говоря, она не была готова с ним расстаться. Вернее, с учетом того, что завтракала она в обличье волка, рваться из человеческого желудка было откровенно нечему.
– Гедеминас Заккараускас, – представился Митька, – а это Карина Радова.
– У вас есть фамилии? – невпопад спросила Карина.
– Не такая уж и непозволительная роскошь, – хмыкнул Баррен Костов, – но я здесь не затем, чтобы поговорить о ней.
Последовала пауза. Океорон таращил светлые глаза то на одного детеныша, то на другого, а они смотрели на него. Наконец птица… птиц склонил голову набок. Для разнообразия в ракурсах, что ли?
– Спросите же, наконец, – сказал он.
– Что? – хором отозвались Карина и Митька.
Тот аж подлетел и крыльями захлопал.
– Для чего я сюда явился конечно же, – возмущенно возвестил он.
– Сам… то есть сами скажете, – пожал плечами Митька. – Вроде мы вас не звали. Мы вообще девяносто процентов тех, кто нам на головы валится, не приглашали.
Тот покачал головой и – во всяком случае, так показалось Карине – усмехнулся. Так, наверное, и было бы, если б клюв океорона был носом человека и еще под ним был бы рот, способный усмехаться.
