— О чем, Костя? — удивилась я.
Мы даже не были представлены друг другу, виделись пару раз, когда я приезжала к Аркаше в офис, и то так, мимолетно.
— Это касается Аркадия Павловича, — уклончиво объяснил он, напряженно посмотрев на Башкирцева.
— Так говорите, — разрешил Илья.
— Извините, но я хотел… — стушевался он, — с Кирой Андреевной, наедине. Это личное, но если она потом решит, что надо рассказать вам, то расскажет.
— Но если личное, — хмыкнул Башкирцев и демонстративно отошел всего на пару шагов в сторону.
А Константин взял меня под локоток, плавно повернул, так, что мы оказались спиной к Илье, и медленно повел вперед, начав говорить проникновенным, с ноткой печали голосом:
— Кира Андреевна, вы знаете, как сильно вас любил Аркадий Павлович?
— Положим, себя он любил куда как больше, — отметила я очевидный факт и почувствовала напряжение от нескромного вопроса постороннего человека.
— Кира Андреевна, — продолжил вкрадчиво говорить парень, — давайте в память об Аркадии Павловиче вы спокойно проводите меня до машины, и мы немного прокатимся.
Я остановилась, посмотрела на него, как на больного, тут же почувствовала, как что-то твердое уперлось мне в бок.
— Я понимаю, — почти с грустью произнес он, — что вы не изъявите желания добровольно ездить со мной по моим делам, поэтому вынужден вас заставить, Кира Андреевна, прибегнув к помощи угроз в виде пистолета, приставленного к вашей печени. Вы скажите этому своему полковнику, что мы отойдем ненадолго. Уговорите его нас не останавливать. Сквозные ранения брюшной полости и печени смертельны, Кира Андреевна.
— Ну перестаньте, — попеняла я ему тоном уставшей от проказ своего подопечного нянюшки. — Вы умный молодой человек, зачем вам нужны эти детективные захваты заложника, это же совершенно дурацкие книжные штампы. Да еще по-киношному пистолетиком угрожать. Ну, на самом деле, ерунда какая-то.
— Это вынужденная мера, Кира Андреевна, как бы пошло и избито это ни выглядело, — почти с сожалением признался Костя. — Но ваш этот полковник московский и местные полицаи не дадут мне выехать из города, а мне надо покинуть область. И заметьте, они даже не подозревают меня, а просто тупо следят за всеми, кто хоть косвенно проходит по их делам об убийстве, и заставили всех подписать расписку о невыезде. Так что вы скажите что-нибудь своему церберу, чтобы он за нами не шел.
— Костя, ну что вы глупите, честное слово! — возмутилась я. — Он от меня не отойдет и ни с кем никуда меня не отпустит. Могу сказать только правду, что вы меня похищать надумали.
— Скажите, — чуть помедлив, решил он. — И добавьте, чтобы нам дали спокойно сесть в мою машину и уехать. Любое движение или попытка захвата — и я выстрелю.
— Ну что за ребячество, Костя! — увещевала я его. — Это глупость несусветная! Это только в кино легко и просто раскатывать с заложником и уходить от погони. В жизни все жестко: вести вашу машину будут плотно и загонять, как зайца, по тому пути, который выгоден полиции, а потом вас просто пристрелит снайпер. И никакой заложник не поможет. Сейчас у вас еще есть возможность уйти, вы же сказали, что вас даже не подозревают, а следят, как и за всеми остальными. — И начала потихоньку психологически давить: — Если вы сейчас уберете пистолет и уйдете, я даю слово, что до следующего утра никому не расскажу, что вы пытались меня взять в заложницы. И вы тихо и спокойно уедете.
— Не получится, Кира Андреевна, — недобро усмехнулся он, как-то резко превратившись из интеллигентного скромного юноши в решительного парня с сомнительными намерениями. — Вы сами знаете, что нужны мне не только для прикрытия. Вы очень ценная личность. Сообщайте своему полковнику об изменениях в ваших планах, и мы поедем.
— Не надо, Костя, — предупредила я его со всей холодной серьезностью, на которую была способна в этот момент. — Этого мужика лучше не злить. И назад дороги уже не будет.
— Кира Андреевна, — процедил он сквозь зубы и надавил дулом мне в бок. — Я начинаю терять терпение.
Да твою же мать, ну что за день! Вот никогда не любила похороны!
Я развернулась к Башкирцеву, топтавшемуся в метрах пяти от нас и явно начинавшему раздражаться.
— Илья Георгиевич, — обратилась я к нему официальным тоном и сильно подпортила официальщину, от раздражения подбавив неуместной в такой момент язвительности. — Молодой человек Константин приставил мне к боку пистолетик и требует, чтобы его, то есть теперь уже нас, беспрепятственно пропустили к его автомобилю и дали нам уехать. Обещает за это не стрелять понапрасну и высадить меня где-то за пределами области.
На мгновение повисла пауза. Пока Башкирцев осознавал информацию, лицо у него сделалось удивленным до необычайности, и он спросил в простоте ментовской:
— Ты что, парень, дурак, что ли? Ты вообще кто такой и каким боком? На кой тебе заложники?
— Константин считает, что полицейские проявляют к нему повышенное внимание и навязчивый интерес, — пояснила я, ужасно злясь на себя, на этого
