Барон не высказал никакого удивления по поводу её присутствия, и повёл разговор так, будто продолжал оборванное на полуслове:
— Лучшего жениха трудно себе представить. Племянник архиепископа Берхарда богат и влиятелен при дворе. Может быть, не настолько знатен как мы, и его герб не идёт ни в какое сравнение с нашим. Но эти геральдические тонкости меня интересуют в последнюю очередь.
— Как вам будет угодно, отец. — всё что она смогла сказать в ответ, оказалось совсем не тем, что было заготовлено заранее, поэтому прозвучало не слишком искренне. Милена хотела рассказать о странном предсказании Аделинды, но не осмелилась, ведь отца это тоже касалось. Но разве мог он выбрать ей в мужья человека, способного причинить вред. Красавчик Отто не производил такого впечатления, ни с первого взгляда, ни со второго.
Барон досадливо скривился, пристально посмотрел на дочь:
— Перестань изображать прислугу, я никогда не требовал от тебя овечьей покорности. Ты уже не ребёнок, и должна понимать, что рано или поздно покинешь родной дом. Да, возможно, всё это слишком неожиданно…
— Конечно, я не ребёнок. Шестнадцать длинных сезонов. — Милена закусила губу и намеренно не смотрела на отца, внимательно изучая орнамент на глиняной бутыли с вином. — Я так понимаю, что должна буду уехать из Кифернвальда.
— Да, выйдя замуж за Отто, ты будешь жить в Остгренце.
— Помнится, у вас…, — она сделала паузу — …с мамой… на мой счёт были совсем другие планы. Я постоянно слышала о тех, кто мечтает получить руку дочери барона Трогота.
— Планы были… Ты же знаешь, мы не купаемся в роскоши. Поместье приносит не такой уж большой доход. Компенсации на военные расходы невелики и крайне нерегулярны. Я мог бы найти для тебя жениха, кого-нибудь из крупных коммерсантов, из тех, которые спят и видят, как бы приладить на свою печать баронскую корону. Это позволило бы поправить наши финансовые, да и другие дела тоже.
— Так, в чём же причина? Мама, ведь, тоже была не против. — она сознательно ещё раз напомнила барону о жене, понимая, что причиняет ему страдание, но и сама сейчас испытывала не лучшие чувства.
Отец вздохнул, осушил кубок, против обыкновения не став смаковать вино. Через силу разжевал кусочек сыра, проглотил, словно горькое лекарство.
— Это было давно… А причина в том, что тебе пришлось бы жить здесь.
— Да, разве, это проблема? Я с радостью осталась бы!
— Пожалуйста, не кричи, — он поморщился, как от зубной боли. — Так будет лучше… Выслушай меня!, — впервые применил повелительный тон, видя, что его хотят перебить. — Здесь почти невозможно жить, не принимая участия в… Иными словами, не совсем безопасно. Твоя несчастная мать тому доказательство. Ты — единственное, что у меня осталось в этой жизни. Я уже один раз не смог уберечь любимого человека от беды, и не хочу, чтобы это повторилось. Я принял решение. Ты будешь жить в столице, подальше от бесовского леса, от пограничных стычек с демонами, а особенно от людей, от таких людей, как я…
Последние слова барон произнёс глухо, было видно, что нахлынувшие воспоминания поглотили его целиком. От неожиданности, Милена не могла вымолвить ни слова. Трудно представить, что отец был каким-либо образом причастен к смерти мамы.
— Отец…, — заметив, что её не слышат, девушка опустилась на ковёр у его ног, заглянула в лицо. — Я не верю, что вы можете быть в чем-то виноваты. Это невозможно…
— Возможно… Мы любили друг друга… понимали, даже не с полуслова, а… а потом я сам приобщил её… она делала успехи, гордилась этим, мы оба были счастливы. — Трогот ласково смотрел на дочь, нежно гладил её по голове, но Милена понимала, что вместо неё он видит совсем другое лицо. — Она слишком ответственно бралась за дело… не могла по-другому… Аделинда, ведь, отговаривала…
— Что?!! Мама была близко знакома с сестрой повара Джакоба?
Барон вздрогнул, встряхнул головой, словно очнулся ото сна, и посмотрел на дочь так, будто впервые увидел её здесь.
— Отец, пожалуйста, — она умоляюще сложила руки, — похоже, от меня многое скрыли. Как всё было на самом деле?
— Ничего нового я тебе не скажу. Эрна помогала выхаживать раненых, после особенно крупного прорыва Легиона Сатаны…
— Я знаю, но почему заболела только она? Никто же из армейских от этой лихорадки не умер!
— На всё воля Богов, — усталым голосом проговорил Трогот.
Милена знала, что отец никогда не страдал избытком религиозности, и к таким формулировкам прибегал нечасто, лишь в тех случаях, когда старался уйти от неприятной темы в разговоре.
— Мне говорили, что Аделинда…, — она помедлила, но всё же произнесла это слово — …ведьма. Что общего было у неё с мамой?
— Она это слово не любит, называет себя знающей. — барон криво усмехнулся и налил себе ещё вина. Сделал глоток, причмокнул от удовольствия. — У Эрны были любимые овечки, Аделинда помогала ухаживать за ними и лечить. Им требовалось много внимания.
— Я помню овечек. Мне почему-то не разрешали с ними играть. А после смерти мамы они все куда-то исчезли.
— В общее стадо, куда же ещё, — равнодушно сказал Трогот, но ей почудилось, что он очень постарался, чтобы это прозвучало как можно более небрежно.
