что длится это недолго — человек слишком слаб…
Уже перевалило за полдень, когда он открыл глаза, сразу же зажмурив их от нестерпимого блеска солнца. Приподняв голову, охотник обнаружил, что лежит на поляне посреди соснового леса. Некоторое время он не мог сообразить, как же здесь оказался. Последнее, что он помнил — саднящая боль в разминаемой ноге, потом… что-то снилось, когда душа путешествовала по Обители Предков. Так объяснял ночные видения его дед, который когда-то был шаманом, но проиграл состязание и уступил более молодому сопернику.
Дигахали и сам мог бы стать диида — Говорящим-с-Духами, если бы не своеволие его матери, которую звали Огидали — Красивое Пёрышко. Она воспротивилась воле родителей и оставила предназначенного ей в мужья представителя знатного рода, сбежав с простым охотником. Все родичи отвернулась от неё и ребёнка, покрывших род несмываемым позором. Только дед признал внука, воспитывал и обучал его премудростям жизни детей леса, заменив отца, рано погибшего на охоте. Первенец, родившийся через поколение от единственной дочери диида, сам имел полное право стать шаманом. Но разве могло племя слушать того, чья мать оказалась адаонейни — прелюбодейкой. Из-за этого же пострадал дед.
Согласно обычаю, старому шаману бросили вызов, отказаться от которого означало признать проступок дочери, но сохранить свой статус. Дед вызов принял и проиграл. Лишь став взрослым и отстояв своё право быть членом племени Куницы, Дигахали понял причины, побудившие старого диида участвовать в изнуряющем ритуальном танце, где он был заранее обречён на поражение. Сменив шамана, племя хотя бы частично удовлетворило свою жажду мести нарушительнице обычаев и её отпрыску. Трудно сказать, что могло произойти, откажись дед от состязания. Охотнику приходилось слышать, что его отец погиб при загадочных обстоятельствах.
Маленький Дигахали с детства испытал, что значит быть ребенком женщины, подвергнувшейся осуждению всего племени. Сверстники, наслушавшись матерей, не брали мальчика в свои игры, насмехаясь над его настойчивыми попытками избавиться от клейма отверженного. Он изо всех сил стремился стать среди них своим, заслужив, в конечном итоге, приклеившееся на всю жизнь прозвище "пиявка". Его мать со временем поняла, какую ошибку совершила, позволив своим чувствам возобладать над законами рода. Люди стали звать её Одьювалайгу — несчастливая, решив, что только прогневавший Духов Предков человек может быть достоин такой судьбы.
Потеря мужа перевела её в разряд вдов, которые выполняли самую грязную и тяжелую работу и не могли существовать без поддержки родственников. Нужно ли говорить о том, как относились к дочери бывшего шамана её родичи? Одьювалайгу всё это ужасно тяготило, а маленький Дигахали служил ежедневным напоминанием о поступке, разделившем её жизнь на две половины. Мальчик не был избалован материнской лаской, впрочем, он ничем не был избалован.
Самые лучшие воспоминания детства у Дигахали были связаны с дедом. Старый шаман, даже потеряв свой статус, остался в глазах соплеменников уважаемым человеком. Плохо, что судьба отвела ему слишком мало на то, чтобы воспитать внука и постараться смягчить то давление, которое оказывало на мальчика племя. Старик учил внука слушать лес, чувствовать себя частью жизни множества населяющих его существ, понимать их, словно они были соплеменниками и сидели вместе с ним возле одного костра. Дед рассказывал об Обители Предков, в которую каждую ночь улетает душа, чтобы спросить у Духов совета. Предки загадывают душе загадки, и тот, кто сможет их разгадать, узнает своё будущее.
Было это очень давно… Дигахали встряхнул головой, словно отгонял внезапно нахлынувшие воспоминания, и ещё раз огляделся по сторонам. Не ведая, сколько смог пройти ночью, он не совсем понимал, где сейчас находился. Охотник поднялся, осторожно наступил на повреждённую ногу. Боли не было, но передвигаться быстро он, пожалуй, не сможет ещё день или два. Выбрав росшую на краю поляны сосну, у которой сучья сохранились достаточно низко, он взобрался на дерево и осмотрелся. Знакомая с детства зубчатая стена гор помогла сориентироваться. До обжитых йонейга земель, куда следовало отвести Ссгина, отсюда было не так уж далеко. Видимо, ночью он слишком круто повернул на полуденную сторону, теперь придется быть внимательнее, чтобы выйти точно в назначенное место встречи.
Он перестал злиться на Манфреда, но решил для себя, что больше никогда не будет иметь дел с этим белым. "Наверное, и плату за сделанную работу брать не стоит, иначе могут подумать, что я был согласен её выполнять". Охотник достал фигурку куницы, погладил пальцами гибкое тело зверька и решил оставить её себе, справедливо посчитав ни к чему не обязывающим подарком.
Дигахали начал спускаться вниз, намереваясь пообедать, когда внезапно возникшая мысль заставила его снова взобраться на прежнее место. Он вдруг понял, что не знает, где в данный момент находится демон. Ещё плохо себе представляя, как будет искать, охотник попытался обшарить взглядом окрестности. В тени от ближайших деревьев Злого Духа не было, а разглядеть что-либо в отдалении, с высоты, не представлялось возможным. Он спустился вниз и обследовал округу, стараясь не удаляться от дерева. Поиски оказались безрезультатными. Дигахали уже начал сомневаться в том, что Ссгина действительно боится солнечного света настолько, что пережидает дневное время.
"Неужели я упустил демона?". Его гордость не могла смириться с тем, что придётся предстать перед йонейга в образе никчёмного дурачка, не справившегося с заданием. Охотник мысленно пробежался по ночному маршруту и попытался вспомнить, когда он видел Ссгина в последний раз. Получается, было это не позже, чем на том злополучном подъёме — демон как раз "принюхивался", прежде чем покатиться дальше. Он закрыл глаза и так ярко представил себе вытянувшего длинные пальпы Злого Духа, что вздрогнул от ощущения его близкого присутствия. Дигахали не смог бы этого объяснить, но он действительно чувствовал демона, находившегося где-то совсем рядом. Повинуясь новым ощущениям, пошёл, почти не глядя по сторонам, сверяясь
