Богиня всё исполнит. Предприимчивые люди из числа прекратившей своё существование Гильдии поэтов заранее записывали наиболее распространённые пожелания, а в праздник продавали всем желающим. Порывом ветра несколько бумажек сдуло с носилок и понесло по воздуху над толпой. Люди радостно закричали, видя добрый знак, говорящий об особом расположении Великой Матери к подавшим эти записки.
— Святая простота, — пробормотал Виланд, не поленившийся подобрать упавшие к его ногам смятые куски бумаги и с интересом принялся изучать. Прочитав одну из них, он нахмурился, пробежал глазами по другой, торопливо расправил ещё одну.
— Полюбуйся, Ладвиг. Из пяти записок в трёх говорится об избавлении от нашествия слуг сатаны. Заметь, все три написаны разными людьми. Похоже, что эта тема очень быстро стала популярной.
Сержант тоже поднял с земли парочку бумажек. В одной из них, разрисованной цветами и сердечками, говорилось о любви к некоему Вензэлю, а текст второй гласил: "Да отведёт Великая Мать беду от ученика плотника Ланзо и оборонит от злых демонов и прочей богомерзкой нечисти, угрожающей всем Верным". Слова "ученика плотника Ланзо" были явно вписаны позже в оставленное для этого место. Ладвиг вспомнил, как сам под диктовку Греты писал подобные записки. В них испрашивалась благодать Богов, здоровье и благополучие. Впрочем, вдовушка пользовалась услугами не только своего постояльца, но и кого-то из профессиональных сочинителей. Ладвиг несколько раз замечал, как помимо написанных им записок, женщина бросала к подножию статуи и другие бумажки. На вполне невинный вопрос о содержании записок, Грета смущалась и бормотала что-то о дальних родственниках, за которых она просила Богиню.
— Я же нездешний, Виланд. Мне трудно судить о том, насколько часто встречаются подобные пожелания в Энгельбруке.
— Готов побиться об заклад, что совсем не часто. Записки с обычными просьбами в праздник кидают почти все горожане, но редко кто относится к этому всерьёз. Просто традиция. Когда появляются необычные надписи, это означает, что весь город уже в курсе происходящего, но люди ещё не вполне осознают угрозу.
— Может оно и к лучшему. Поостерегутся ходить ночью по небезопасным местам. Горожане теперь усилят бдительность. А если что случится, то и свидетелей происшествия наверняка будет больше.
— Больше, не значит лучше. — возразил стражник. — Парочка горластых свидетелей с огромными от страха глазами способна организовать такую панику среди населения, что городу впору будет переходить на военное положение.
— А не думаете ли вы, что паника может быть кому-то выгодна?, — спросил Ладвиг, вспомнив о первоочередной задаче, поставленной перед ним ратманом. — Тому, кто хочет ослабить Городской Совет, например.
— Скользкая тема. — Виланд бросил взгляд по сторонам и понизил голос. — Ты намекаешь на то, что городская знать мечтает возродить прямое правление, разогнать Городской Совет и полностью лишить Магистрат судебной власти? Не это ли имел в виду Олдрик, упоминая дворец Ангельский Мост
— Он выразился не настолько открыто… — пробормотал сержант, поразившись, насколько осведомлён его помощник о противостоянии обеих ветвей городской власти.
— Ещё бы. Вздумай ты на него донести, ему не удалось бы отвертеться от обвинения в измене. Ратманы дают присягу верности ещё и бургграфу. А сами при этом спят и видят, как бы получить право выбора бургомистра и, тем самым освободить город от власти сеньора.
Речь стражника была настолько крамольной, что теперь Ладвиг нервно оглянулся, опасаясь, что кто-нибудь мог это услышать.
— Городской Совет плетёт интриги против Магистрата и небезновательно ожидает того же от своего политического противника. — продолжил стражник. — И тем, и другим в голову не приходит, что бургграфу Адальберту, а также пожизненно выбранным шеффенам совершенно наплевать на всю их мышиную возню. Думаешь, зря, что ли ратманов избирают всего на один длинный сезон? Как раз для того, чтобы они не успели сколотить вокруг себя шайку сторонников и организованно потребовать реформы власти. Сколько их было, таких мечтателей, готовых, как они любят выражаться, "вырвать Энгельбрук из когтей отмеченных гербами тиранов".
— Тихо, ради всего святого, тихо!, — взмолился Ладвиг. — Вы совсем с ума сошли, Виланд, что рассуждаете о таких вещах прямо на улице? Я и подумать не мог, что вы настолько близки к потенциальным заговорщикам!
— Я?, — расхохотался стражник и прошептал: — Ты — тоже, друг мой, если служишь в подчинённой Магистрату городской страже.
— Служу, но не сую свой нос, куда не следует!, — разозлился сержант. — Не мне, конечно, давать вам советы, но говорить об этом днём в центре города, по меньшей мере, неблагоразумно! Тайная полиция его светлости каждый день проводит аресты неблагонадёжных, вменяя им в вину непочтительность к властям!
— Посмотри на окружающих нас горожан, Ладвиг. Они все живут одним днём, словно стайка мотыльков. Сегодня радуются празднику, предвкушают традиционное угощение и дармовую выпивку за счёт города. Цель у них только одна — напиться до серой беды. Завтра будут мучиться похмельем от избытка хмельного и несварением желудка от обжорства. Никому из них нет дела до грызни между знатными и богатыми. С горожан всё равно будут собирать налоги, а кто это будет делать, совсем неважно. Неужели ты думаешь, что Городской Совет, затеяв смену власти, жаждет осчастливить жителей города? Отнюдь. В выигрыше окажутся только самые богатые цеха и купеческие гильдии.
— Вы меня пугаете, Виланд. Уместно ли мне будет спросить, на чьей вы стороне?
