— Красивый, — восхитился Эгон. — У нашего бургграфа знак власти побольше размером, но изображение на нём выполнено грубее.
— А имею ли я право носить такой медальон?, — засомневался Ладвиг.
— Имеете, — успокоил монах. — В данном случае это просто украшение и ничего более. Вы, как гражданин Энгельбрука обладаете полным правом использовать в одежде символику города. Не так ли, Эгон?
— Совершенно верно, святой отец.
— Вот и прекрасно. В путь!
На Южном тракте было тесно от двигавшихся в разных направлениях торговых караванов. Ширина дороги едва позволяла разминуться двум тяжелогружёным повозкам, оставляя для всадников узкую обочину. Монах возглавлял следственную группу, следом за ним ехал чиновник. Фитц был не против такой расстановки и бодро трусил вслед за Габи. Скорость движения мула периодически падала, тогда Эгон напоминал брату Йохану, что нужно воспользоваться пятками. Монах осторожничал, его несмелое движение не оказывало на мула никакого воздействия. Чиновнику приходилось подбадривать служителя Богов и напоминать о том, что они движутся слишком медленно. Монах вздыхал, вонзал пятки в бока неторопливого животного. Этого оказывалось достаточно, чтобы мул взбадривался и начинал перебирать своими короткими ногами быстрее. На некоторое время скорость движения группы становилась вполне приемлемой, а потом мул опять впадал в меланхолию, тормозя едущих следом за ним.
Весь этот спектакль, не уступающий по драматизму театральной постановке, происходил на глазах у караванщиков, всегда готовых отвлечься от своего скучного занятия. Помимо хохота, сопровождавшего любое действие брата Йохана, вслед монаху неслись их едкие комментарии:
— В рясе-то не запутайся, святой отец! Это тебе не исповедальня!
— Ты мулу скажи, что из его торбы десятину заберёшь!
— Вот-вот! Тогда он испугается и галопом поскачет!
— Что, святой отец, не понимает вас скотина? Вот и мы не понимаем, что вы там у алтаря бормочете!
— Шибче бей! Чтобы мул на своей шкуре всю вашу святость прочувствовал!
— Первый раз такого худого священника вижу! Мул, наверное, тоже! Вот и решил, что у него на спине никого нет!
Ещё при первых возгласах брат Йохан надел на голову капюшон и теперь делал вид, что вокруг него ничего не происходит. Эгон тихо посмеивался над шутками караванщиков. Едущему следом Ладвигу было видно, что плечи чиновника вздрагивают отнюдь не в такт движениям лошади. Первое время сержант пытался делать замечания возчикам, но те недаром слыли дерзкими и своенравными людьми. Почти никто не замечал его окрики, а те, что обратили на них внимание, в выражениях не стеснялись:
— Чего ты там вопишь, недоносок?
— Прихвостень чернорясный!
— Сегодня будешь святому отцу подштанники стирать! Он, наверное, уже обделался!
— Точно! Вот мул и не хочет на себе его везти!
— Сказано, что пастырь освящает всё, к чему прикасается! Вот и оно тоже святое!
То, что Ладвиг имел при себе оружие, караванщиков не смущало. Возчиками нанимались люди неробкого десятка, и у каждого в повозке был припрятан топор, тесак, а то и просто крестьянские вилы. Дюжина таких молодцов представляла собой реальную силу, и не каждая шайка разбойников отважилась бы напасть на большой караван.
Сержант терпел насмешки до ближайшего перекрёстка. Дождавшись места, где широкая обочина позволяла обогнать чиновника, он пришпорил Фитца, догнал монаха и коротко сообщил:
— Сворачиваем направо.
Брат Йохан, с радостью согласился и, забыв о наставлениях чиновника, потянул в ту сторону поводья мула. Видимо, сделал он это слишком резко, потому что дальше произошло то, о чём предупреждал Эгон. Мул зафыркал и затряс головой. Его короткие ноги пришли в движение, начали выделывать немыслимые танцевальные па. Широкий круп мула заходил ходуном, и несчастного служителя Богов стало трясти и подбрасывать.
— Поводья бросьте!, — закричал чиновник, но его крик потонул в гомоне голосов со стороны проезжающего мимо каравана. Вероятно, те, кто уже имел возможность наблюдать за братом Йоханом ранее, сообщили об этом встреченным в пути приятелям. И теперь на головной повозке собралась целая орава зрителей, жаждущих увидеть представление. Вцепившийся в поводья монах что было сил тянул их на себя. К неописуемому восторгу караванщиков, хрипящий мул уже начал вставать на дыбы, представляя собой весьма комичное зрелище.
Сержант заскрипел зубами от досады и сделал первое, что пришло ему в голову. Он выхватил меч, приставив снизу к поводьям, резким движением перерезал их. Получившее свободу животное издало противный режущий уши вопль. Мул опустил на землю передние ноги, не получая от наездника дальнейших указаний, просто остался на месте. А вот брату Йохану пришлось испытать на себе все прелести падения на землю. Эгон пытался его подстраховать, но преуспел мало. Сжимающий в руках остатки поводьев монах кубарем полетел в придорожную канаву. Падение смягчила густая трава, заросли которой заполняли канаву, кстати оказался не слишком большой рост мула. По счастью, брат Йохан не пострадал, и сам успел подняться на ноги
