расходились. Берхард считал барона своим личным гостем, а Трогот был убеждён в том, что его незаконно посадили в тюрьму без права переписки и общения с близкими друзьями. Каждый из них был по-своему прав.
Ограничение свободы действительно имело место, но ни о каком тюремном заключении речи шло. Барона поместили в просторное помещение на вершине одной из башен замка, возвышавшейся над самой настоящей подземной темницей. По меркам тюрьмы, апартаменты гостя были просто роскошными и насчитывали целых три комнаты. Гостиная с камином, служившая одновременно столовой, небольшая библиотека с письменным столом и спальня с кроватью, не уступавшей лучшим образцам мебельного искусства.
Троготу предоставили даже маленький двор для прогулок, огороженный высокой зубчатой стеной в два человеческих роста. Сквозь небольшие зарешёченные окошки открывался потрясающий вид на город и его окрестности. Личный гость архиепископа имел возможность заказывать для себя любые кушанья и вина, не считаясь с постными днями, которые периодически соблюдали другие обитатели монастыря. Специально для барона составлялись сводки новостей по Восточному герцогству, чтобы он был в курсе текущих событий. Единственное, чего он делать не мог по собственной воле — это покинуть монастырский замок.
Не став пользоваться грузовым лифтом, Берхард поднялся по нескончаемой винтовой лестнице на предпоследний этаж башни, где размещалась охрана его личного гостя. Четверо вооружённых людей день и ночь стерегли недовольного монастырским гостеприимством барона. Однажды он сумел соорудить некоторое подобие верёвки из разорванной на полосы простыни и решил спуститься вниз с верхней площадки башни.
Импровизированная верёвка не выдержала, и барон едва не свалился, чудом зацепившись за выступ в каменной кладке. Он висел на высоте третьего этажа, держась только кончиками пальцев. Каким-то образом Трогот сумел запрыгнуть на балкон, находившийся в нескольких ярдах в стороне от него. Этот невероятный прыжок надолго запомнился всем, кто наблюдал за происходящим. Все эти люди потом утверждали, что совершить подобное не под силу даже цирковому акробату.
Увидев архиепископа, караульные засуетились, сразу же предложив уставшему первосвященнику стул.
— Спасибо, — поблагодарил Берхард. — Как там ваш подопечный? Не буянит?
— Никак нет, ваше высокопреосвященство. — отрапортовал командир охраны. — Последнее время ведёт себя спокойно. Мебель больше не ломал, столовыми приборами не бросался. В последнее время прекратил громко петь песенки непристойного содержания.
— Нам забот меньше, — подытожил архиепископ. — Высказывал ли господин барон личные просьбы или пожелания?
— Так точно. Каждый день предлагает немалые суммы за возможность передать письмо для командующего гарнизоном Кифернвальда.
— Надеюсь, никто ему не сообщил, что прежний командующий давно снят со своей должности?
— Мы службу знаем, — с достоинством ответил командир охраны. — С пленником в разговоры вступать запрещено.
— Постарайтесь впредь избегать слова "пленник", — посоветовал Берхард, — в данном случае оно не слишком уместно. Барон фон Кифернвальд мой личный гость, который нуждается в охране и повышенном внимании с нашей стороны. Ясно?
— Так точно, ваше высокопреосвященство!
— Прекрасно. Что-нибудь необычное за последние дни происходило?
— Вот письменное донесение охранника, в обязанности которого входит патрулирование территории у подножия башни. В основном, он занимается тем, что собирает записки, брошенные сверху плен… вашим личным гостем. Сегодня ночью охранник обнаружил арбалетный болт с прикреплённой к древку небольшой металлической брошью.
— Показывайте.
Командир открыл ящик стола и достал оттуда оперённый арбалетный болт с помятым от удара о камень наконечником из мягкого железа. Посредине древка нитками была примотана жестяная брошь, которые тысячами продают по деревням бродячие торговцы. Архиепископ взял в руки болт и стал пристально разглядывать дешёвое украшение. Изображение на нём напоминало веточку хвойного дерева с двумя шишками.
— Интересно, — прошептал Берхард, — сосна. Похоже, что намекали на Кифернвальд.
Он царапнул ногтем по туго намотанной нити, с помощью которой брошь плотно прижималась к древку. Достав свой стилет, архиепископ перерезал нить, и жестянка упала в подставленные ладони командира охраны. На том месте древка, где крепилась брошь, было выжжено клеймо в виде дракона.
— Почему не доложили о случившемся раньше?
— Донесение я составил и сразу же отослал в службу охраны. Там мне сказали, что склонны считать происшествие мелким хулиганством.
— Вам раньше встречался подобный символ?, — спросил архиепископ.
— Так точно. Это герб господина барона. Он присутствует на его одежде.
— Скажите, это обычное дело, маркировать, таким образом, снаряды для метательного оружия? Я в этом не слишком хорошо разбираюсь.
— Если кузнец делает наконечники болтов на заказ, — со знанием дела ответил командир охраны, — то иногда ставит на них клеймо заказчика. Древки никто специально не клеймит. Чаще всего оперение особого цвета делают. Оперение заметнее, а древко и сломаться может.
— А здесь никаких меток на наконечнике я не вижу. — сказал архиепископ, повертев в руках болт. — Что вы вообще про него скажете?
— У военного болта форма наконечника совсем другая. И железо покрепче. Хороший наконечник так не сомнётся от удара в камень. Это
