бойцов.
Таких мобильных отрядов промышляло в окрестностях Остгренца великое множество. Ни у кого из них по отдельности не хватало сил для захвата города целиком, не говоря уж о хорошо укреплённом монастыре. Жители пригородов регулярно подвергались нападениям бандитствующей конницы и молились только о том, чтобы главари вооружённых отрядов не сговорились выступить на Остгренц сообща. В этом случае город неминуемо должен был пасть. Руководство Церкви Двуединого располагало возможностями собрать войска и навести порядок в округе, но вместо этого решило стравить воюющих феодалов друг с другом.
Совершенно утративший влияние архиепископ Сигард пытался налаживать контакты с некоторыми из них, для чего использовал банальный подкуп и обещания. То ли переговоры велись слишком неумело, то ли предложенные суммы оказывались слишком маленькими, но никаких особых успехов достигнуто не было. Рыцари не торопились вставать на защиту Остгренца, продолжая грабить пригороды и притеснять мирное население.
Люди постепенно привыкли к такому положению вещей и не роптали на судьбу, ведь по слухам, возле Энгельбрука постоянно происходили сражения гораздо серьёзнее, чем набеги разбойничьих отрядов. Слухи обычно подтверждали беженцы, поток которых увеличивался после наиболее кровопролитных баталий, в результате которых случался очередной передел мира и под контроль победителя попадали новые регионы. В подобные дни в приютской больнице было особенно много работы.
Событие, вновь коренным образом изменившее мою судьбу, произошло на исходе первого года пребывания в Остгренце. Где-то в Западных землях произошло крупное сражение, после которого в наши края пришли остатки разбитой армии. Нерядовое событие для наших мест вызвало повышенный интерес среди населения. Я и сам с интересом наблюдал, как с утра в город входила тяжёлая кавалерия, сплошь состоящая из рыцарей в сопровождении многочисленных оруженосцев. Мало кому из местных доводилось видеть разом столько гербов и разноцветных знамён, а знатоки утверждали, что перед нами элита западного дворянства.
Чуть позже маршем прошли полки пешего строя, и не какие-то наспех вооружённые ополченцы, а закалённые в битвах воины. К вечеру потянулись обозы с ранеными, охраняемые лёгкой кавалерией. Армия была изрядно потрёпана в столкновениях с противником, но боеспособность не потеряла. По здешним меркам она представляла собой серьёзную силу, поэтому местные дворянчики попрятались вместе со своими бандами кто куда. Позже рассказывали, что предводитель войска на аудиенции у архиепископа попросил для своих людей разрешения остаться в городе.
Сигард быстро сообразил, каковы должны быть возможности победителя, если побеждённые располагали столь впечатляющей армией, и очень вежливо дал понять, что предпочитает нейтралитет вмешательству в чьи-то дела. Чтобы не показаться совсем уж бессердечным, он согласился принять раненых, причём разместили их не в монастыре, а по пригородным приютам наравне с гражданскими беженцами. Приютские больницы сразу оказались переполнены, и наша была не исключением. Не знаю, когда западные рыцари успели навести справки, но к нам в приют определили большую часть раненых кавалеристов и офицеров пехотных соединений.
— Мне сообщили, что у вас очень хорошо заботятся о больных, святой отец, — сказал Готтарду один из предводителей армии, лично сопровождавший раненых соратников. — У меня нет денег, чтобы заплатить за лечение, так что возьмите это.
Он снял с шеи тяжёлую золотую цепь и подал священнику.
— Благодарю тебя, сын мой. — произнёс отец Готтард, не торопясь брать дорогое украшение. — Мы просим поделиться имуществом только тех, кто пользуется гостеприимством приюта. С больных у нас ничего не требуют.
Рыцарь сам вложил цепь в руку священника, сказав:
— Это моё добровольное пожертвование на нужды госпиталя. Надеюсь, что теперь вы сможете предложить гораздо лучшее лечение всем без исключения больным. Примите в знак глубокой признательности.
Только после этих слов отец Готтард согласился взять золотую цепь и, посмотрев на меня, задумчиво проговорил:
— Не знаю, насколько наш лекарь Берхард силён во врачевании ран, оставленных мечом. Возможно, на первое время ему понадобится помощь кого-нибудь из ваших армейских докторов.
Видимо, рыцарь не ожидал, что лекарем окажется человек столь юного возраста. Несколько мгновений он рассматривал меня, словно решая, можно ли доверять жизнь своих соратников мальчишке:
— Не извольте беспокоиться, святой брат. Раны моих воинов обработаны полевым хирургом. Всё, что можно зашить, он зашил, а что пришлось отрезать, то уже не вырастет.
Его ввело в заблуждение, что во время работы в больнице я надевал балахон, мало чем отличавшийся от рясы послушника.
— Простите, но я не…
— С вашего позволения, брату Берхарду нужно спешить к больным, — поспешно произнёс отец Готтард. — Сейчас самое время осмотреть раненых.
— Да-да, конечно, — согласился рыцарь. — Мне тоже не следует задерживаться. К утру мы должны покинуть город.
— Да будут милосердны к вам Боги. — на прощанье благословил предводителя армии священник.
