требовалось соблюсти несколько условий. Во-первых, найти необходимые элементы питания, а во вторых понять, что означает понятие "модифицированный рельеф". Аккумулятора с нужными параметрами у меня не было, но я собирался поспрашивать о нём у оставшихся в живых Хранителей. Возможно, кто- нибудь смог захватить с собой из пещер часть оборудования.
По поводу второго пункта у меня были некоторые сомнения, но просмотрев то, что мог предложить информаторий, я пришёл к выводу, что "модифицированным рельефом" назывались горы. Оставалось загадкой, почему необходимо поддерживать визуальный контакт с ремботом, но после долгих размышлений, я сумел найти ответ и на этот вопрос. Самособирающийся робот-ремонтник изначально ориентирован на активировавшего его человека. Если между ними существует преграда, препятствующая визуальному контакту, рембот вынужден её разрушить. В условиях гор это может привести к обвалу.
К чему я первые дни не мог привыкнуть, так это к обязательному посещению церкви три раза в день. Присутствие на службе вменялось всем, и монахи следили, чтобы обитатели приюта по сигналу колокола собирались в церкви. Впрочем, никто отлынивать и не стремился, ведь во время молебна можно было отдохнуть от работы. Поначалу я решил, что должность лекаря позволит обойти строгие правила, но не тут-то было. Помогавший мне послушник после удара в колокол заторопился в церковь и отставил в сторону посудину с целебным отваром.
— Подождите, святой брат, — попытался остановить его я, — у нас ещё трое больных, которые сами не смогут принять лекарство.
— На всё воля Богов, — проговорил послушник, направляясь к выходу, — отец Готтард обратится к Великой Матери с молитвой, и она будет покровительствовать нашим больным, покуда мы не вернёмся.
"Потрясающе!, — подумал я про себя и продолжил раздачу целебного отвара. — Очень удобно переложить все свои проблемы на богов, а самому отлынивать от работы".
Я успел дать отвар тяжелобольному, когда в дверях появились два послушника, во взглядах которых ясно читалось, что они прибыли за мной. Пришлось подчиниться, и на следующий день я пересмотрел график раздачи лекарств, чтобы никакие молебны не смогли помешать уходу за больными.
Сама церковная служба показалась донельзя скучной и однообразной. Я не особо интересовался происходящим и не пытался вникнуть в суть ритуальных действий, совершаемых священниками возле алтаря. Песнопения в честь Богов понравились больше; хор исполнял их проникновенно, с чувством. По окончании службы отец Готтард обратился к присутствующим с проповедью. Он начал с чтения отрывка из книги, которую верующие именовали священным писанием. Малопонятный текст со сложными оборотами речи навевал тоску, и мне стоило больших усилий сдержать зевоту.
"Сейчас засну, — подумал я, украдкой поглядывая на людей вокруг себя. — Как они ухитряются выслушивать всю эту ерунду?".
Тем временем, священник закрыл книгу и обратился к присутствующим, разъясняя смысл прочитанного. Благодаря его комментариям, даже мне стало ясно, о чём говорилось в тексте. Отец Готтард продолжал развивать тему и постепенно перешёл от священного писания к обсуждению житейских вопросов. Я позабыл про зевоту и слушал его с большим интересом, восхищаясь умением священника выстраивать фразы и так расставлять акценты в нужных местах, чтобы аудитория сделала правильные выводы из его слов. Отец Готтард всецело завладел вниманием всех присутствовавших в церкви, и с ним не могли конкурировать никакие ритуалы и песнопения.
До того дня я с усмешкой относился к религии и к верящим в сверхъестественные силы людям. Казалось странным, что люди дают себя обманывать, ведь никаких Богов нет и в помине. Послушав отца Готтарда, я уже не был в этом так твёрдо уверен. Религия больше не казалась сказочкой для малообразованных людей, не склонных развивать свой интеллект. Внимая речам священника, я ощущал тесную, почти родственную связь с окружающими людьми. Думаю, что и они чувствовали то же самое. Почти позабытое чувство, которое я испытывал последний раз во время празднования своего дня рождения. Похоже, с тех пор прошла целая вечность…
Посещение богослужений больше меня не тяготило. Было несложно выучить молитвы и правила поведения в церкви, одинаковые для всех верных завету Двуединого. Вера помогла найти ответы на многие вопросы, хотя, в глубине души я осознавал, что никаких Богов не существует. Воспитали меня материалистом, что не позволяло принять концепцию сверхсуществ, вершащих судьбы людей. Со стороны я должен был казаться образцовым верующим, но отец Готтард заметил гложущее меня сомнение.
— Ты привык всё постигать умом. Это полезное качество для человека, изучающего премудрости науки. Но оно же мешает тебе понять, что истинно верующий человек не стремится взвесить, обмерить или пощупать объект своей веры. Боги обитают на совершенно другом плане бытия, который соприкасается с миром людей только в сердце Верных Завету Двуединого. Не пытайся разглядеть солнце сквозь облака в пасмурный день. Даже если, не видя светила, ты перестанешь в него верить, это нисколько не изменит существующего порядка вещей. Пойми, Берхард, не нужно заставлять себя поверить в Богов. Когда ты будешь готов, они сами найдут путь к твоему сердцу и прояснят твой разум. Только тогда из добросовестного прихожанина церкви ты превратишься в истинно верующего.
В самом начале рассказа о своём первом дне в Остгренце, я упоминал о том, что город формально находился на осадном положении. Постараюсь объяснить, что же имелось ввиду. Хоть междоусобицы и называли Войной Сеньоров, это не значит, что передел мира осуществляли только крупные землевладельцы, способные снарядить и выставить друг против друга целые армии. Мелкое дворянство в желании пограбить не уступало герцогам и графам. Разумеется, какой-нибудь рыцарь, имевший в качестве ленного владения захудалую деревеньку, не мог тягаться с бароном в численности войска. Всё, на что могло хватить его усилий — это организовать отряд, отличавшийся от обычной банды разбойников только тем, что состоял из конных
