До города охотник добрался быстрее, чем это удаётся большинству белых людей, которые нещадно погоняют коней, думая, что это прибавит им скорости. Чтобы не выделяться среди путешествовавших верхом йонейга, охотник использовал обычную для них конскую амуницию. Он даже держался в седле так, как это делают белые люди, чтобы его принадлежность к детям леса не так бросалась в глаза. Страж ворот бесстрастно скользнул взглядом по значку егерской службы на подложенном под седло куске ткани, и мотнул головой, давая понять, что можно проехать в город. В ответ Дигахали коснулся двумя пальцами виска, а потом отвёл руку в сторону. Такой странный жест он подсмотрел у некоторых йонейга, подобным образом приветствовавших знакомых и малознакомых сородичей.
Прожив столько времени среди белых людей, охотник уяснил, что если вести себя точно так же, то они переставали видеть в нём чужака. И даже его покрытое татуировками лицо не вызывало особого любопытства. Дигахали называл это "игрой в прятки", находя забаву в имитации повадок йонейга. Сам он сравнивал себя с безобидной полосатой мухой, которая примерила на себя наряд жалящей осы и ловко обманула всех, кто был бы не прочь ею закусить. Такая манера поведения выработалась в ответ на назойливое любопытство со стороны городских жителей, не часто видевших кого-либо из детей леса. Пока охотник не начал играть с йонейга в прятки, каждое его появление в городе становилось событием для живших там белых людей. Собиралась целая толпа, чтобы поглазеть на диковинного человека, любое действие которого вызывало повышенный интерес.
Дом, куда Манфред велел отвезти подарки, находился на пересечении двух выложенных камнями дорог. Возле входа всегда дежурили воины, пропускавшие внутрь только тех, кого хотел видеть хозяин дома. Старший рассказывал Дигахали, что большой человек живёт в другом месте, а сюда приходит для того, чтобы отдавать распоряжения работающим на него людям. У него столько забот, что большинство вопросов решают его помощники, а он следит только за самыми серьёзными делами. На вопрос охотника, насколько важным может считаться дело, которым они занимаются в Озёрном замке, Манфред ответил, что серьёзнее не бывает. Поэтому, как только большой человек узнает, откуда прибыл посетитель, то сразу же пригласит к себе для разговора.
Дигахали спешился, привязал лошадь у коновязи и, взяв корзинку с подарками, направился к дверям дома. Отправляя охотника в город, старший сказал, что охранники должны были его запомнить. На лицах воинов Дигахали не увидел ни малейшего намёка на то, что его узнали, и начал всерьёз сомневаться, что ему позволят занести корзинку в дом. Манфред не говорил, что подарки нужно передать лично в руки большому человеку, но и о том, что их следует оставить охране, речи не шло. Охотник приблизился на расстояние вытянутой руки до ближайшего воина и остановился. Ни один из них не поинтересовался, с какой целью сюда прибыл лесной житель, и Дигахали пришёл к неутешительному выводу, что ему самому придётся давать объяснения.
Это могло превратиться в настоящую проблему, учитывая, с каким трудом охотник изъяснялся на языке белых людей. Чего стоила его попытка выучить слово, которым Манфреда почтительно называли другие йонейга. Сказать "егермайстер" без запинки Дигахали не сумел ни разу, поэтому решил подыскать созвучное понятие на языке племени Куницы. Получилось жутко длинное словосочетание, которое по понятным причинам отсутствовало в речи здравомыслящего человека: "на моих волосах водяные букашки". Охотнику было неловко произносить такую чушь, но другого выхода у него просто не было. В конечном итоге Дигахали постигло сильное разочарование, когда никто из белых людей так и не смог догадаться, что же он хотел этим сказать. Этот случай положил конец попыткам овладеть языком йонейга настолько, чтобы иметь возможность общаться не только с Манфредом.
Всё ещё надеясь избежать разговора с охраной, охотник протянул вперёд корзинку, повернув её так, чтобы воины заметили лежавший внутри лист бумаги. Йонейга переглянулись, один из них взял в руку записку, прочёл её, после чего дружелюбно улыбнулся и жестом указал на дверь. Дигахали прошёл в дом и в первый момент решил, что не туда попал. В прошлый раз просторное помещение было заполнено людьми, ожидавшими, когда их пригласят в кабинет большого человека. Сегодня помещение пустовало, и даже оказалось свободным место за столом, где обычно сидел йонейга, записывавший имена посетителей.
"Наверное, хозяина нет дома, — подумал охотник. — Другие об этом знали и не пришли, а я не знал. Дождусь, пока сюда заглянет кто-то из слуг, и тогда передам ему корзинку".
В доме стояла тишина, но чуткое ухо Дигахали сразу уловило звук, зародившийся где-то глубоко внизу. Через несколько мгновений, охотник сообразил, что по каменной лестнице наверх поднимались четыре человека, все они были вооружены и, как минимум двое носили на теле защитные металлические доспехи. Йонейга строили просторные многоэтажные дома, но складские и прочие вспомогательные помещения часто обустраивали ниже уровня земли.
Дигахали подозревал, что это связано с недоверием к соплеменникам, которое было широко распространено среди белых людей. Они постоянно что-нибудь прятали, начиная с запасов еды и заканчивая старыми ненужными вещами. Дигахали даже приходила в голову мысль, что тотемным животным йонейга должен быть запасливый зверёк — бурундук, тоже устраивающий подземные кладовые. По звуку охотник определил, с какой стороны появятся белые люди, и приготовился их встретить. Он намеревался сразу дать им понять, что выполняет работу посыльного и на словах ничего передавать, не уполномочен.
Как только дверь распахнулась, и в комнату вошёл первый из йонейга, Дигахали поставил на стол корзинку, но отступить в сторону, как и планировал вначале, не успел. Из открытых дверей в помещение проник запах, который заставил охотника насторожиться. Это был хорошо узнаваемый запах попавшей на раскаленное железо крови, запах приправленного едким дымом страдания и смерти. В глубине души зародилось нехорошее
