притормозив, машина проехала первый пост ГАИ на выезде из Атлантсбурга. «Сиена» немного отстала, но потом снова возникла в зеркале заднего вида будто навязчивый рекламный баннер в сети.
Все остальное произошло за секунды. Друг за другом раздалось несколько хлопков. На заднем и на переднем стекле появились звездочки расходящихся трещинок вокруг пулевых отверстий. Малколм, затаив дыхание, залег на заднем сидении автомобиля.
— Понеслось, — спокойно сказала девушка в чёрном. Тут же в руке у нее появился пистолет. Отстегнув ремень безопасности, она раскрыла дверцу, ловко изогнулась, держась за руль одной рукой, и всем корпусом повиснув на миг над несущемся асфальтом выстрелила назад.
Раздался ответный хлопок, одинокий и какой-то обиженный. Чёрная Сиена с визгом затормозила и пошла юзом.
Девушка-водитель прибавила скорость.
— Вот так. Хотя бы выиграем время, — пробормотала она, глядя в зеркало.
— Ты пробила им колесо?
Она кивнула.
— Круто… — восхищенно прошептал Малколм.
Через некоторое время на приборной панели замаячил красный огонек — критический уровень запаса топлива. Девушка в черном чертыхнулась, хлопнув по рулю.
— Они пробили мне бензобак, — мрачно констатировала она, — теперь мы не сможем ехать дальше.
Впереди маячили огни бензоколонки. Там, заехав за небольшое здание экспресс-супермаркета, суровая девушка остановила автомобиль.
— Здесь относительно безопасно. Я думаю, проскочат… Если им, конечно, удастся сменить колесо.
— О Всеблагая! Где мы? — Малколм, паникуя, выскочил из машины, вокруг в свете дорожных фонарей простирались совершенно незнакомые места.
— Это западное шоссе, — сказала девушка-водитель, — дальше есть перемычка между ним и южным, по которому обычно ездят из Атлантсбурга в твой пансион. Не волнуйся. Когда-нибудь мы туда попадем.
— Но мне нужно быть там прямо сейчас! — горестно воскликнул Малколм, большие глаза его моментально наполнились слезами, — взгляни, на часах без пяти одиннадцать! Я пропал… вся моя репутация… погибла… Как ты не понимаешь, я опозорен… Навсегда!
— Извини, — только и сказала она. Выйдя из машины тоже, девушка-водитель расслабленно прислонилась спиной к дверце, подняв голову, посмотрела на небо. Кое-где между грязными клочками облаков можно было отыскать первые робкие звезды.
Тут-то Малколм и заметил, что у его спутницы что-то капает с рукава.
Метнувшись к ней, он тут же позабыл о своем горе.
— О, Пречистый… Кровь… Ты ранена!
— Да, мне попали в плечо, — у Малколма мурашки бежали по позвоночнику, а девушка-шофер сообщила об этом совершенно буднично, словно о незначительном пустяке, — Подойди ближе, — скомандовала она, — Сможешь перетянуть мне рану? И побыстрее. У меня кровь плохо сворачивается, дай что-нибудь, какую-нибудь тряпку…
Малколм начал беспомощно шарить вокруг.
— Нет… У меня ничего нет! — с тоской воскликнул он, поднимая на неё огромные испуганные глаза.
— А это что? — строгая девушка кивком головы указала на его новенький модный нежно-сиреневый галстук.
Часы в машине показывали двадцать три ноль пять.
Малколм робко дотронулся до застёжки на воротнике. Ему, конечно, очень жалко было галстук, такой красивый, и совсем почти не ношеный, он недавно заказал его в онлайн каталоге аксессуаров… Только куда деваться. Не носить ему больше таких галстуков, все, что есть, полный шкаф, придётся раздать приятелям — то-то они обрадуются. Он вздохнул… Двери общежития закрылись, теперь ночь, а он стоит с какой-то совершенно незнакомой, но красивой, да к тому же истекающей кровью девушкой возле бензоколонки — потери галстука уже не избежать никак, остается только выбрать более эффектный способ…
— А… ну его к лешему, — торопливо развязывая галстук, злорадно пробормотал Малколм, — всё одно, мне его больше не носить, так хоть польза будет.
Девушка тем временем сняла пиджак и рубаху, оставшись на прохладном весеннем ветру в самой нижней тонкой белой маечке, под которой обескураживающе подробно угадывалось тело; едва приподнятые выпуклости рудиментов молочных желез с маленькими, только чуть крупнее чем у мужчин шариками сосков. Она повернулась к нему окровавленным плечом.
— Вяжи прямо поверх раны, и крепче затягивай, не жалей.
— О Всеблагая, — прошептал юноша одними губами, он боялся крови и с трудом преодолевал дурноту, — тебе не больно?
Обматывая рану, он чувствовал, как тверда на ощупь хрупкая с виду рука.
— Знаешь, со мной подобное нередко случается, вроде как у поваров ножом порезаться. Работа такая.
