Интервью сына века

l:href="#n_238" type="note">[238] «Дорога».

М. У. Не читал.

Ф. Б. Тебе бы точно понравилось. Там их двое: отец и сын. И мир тоже погиб.

М. У. Когда рядом сын, все иначе. Но чертовски интересно, когда у тебя один персонаж. Интересно, сколько страниц или минут фильма ты выдержишь?

Ф. Б. В твоем фильме «Возможность острова» много чего происходит. В центре сюжета — секта, которая, благодаря клонированию, делает возможной вечную жизнь. Это тоже со времен «Элементарных частиц» твое наваждение. Эта идея не дает тебе покоя, ты думаешь об этом уже десять лет, может, больше. Забавно, что в обоих случаях ты валяешь дурака. «Да верит ли он в это или в глубине души смеется над всеми, а может, это его тайная мечта?» В фильме возникает совершенно четкое ощущение, что это твоя утопия. Я не почувствовал там насмешки. А что, если клонировать тебя? Это твоя религия? Ты в это веришь?

М. У. Нет, но зато хорошо понимаю, что ты хочешь сказать… Ключевой момент съемок — это когда они пригласили Патрика Бошо[239] на роль проповедника. Потому что он серьезный и положительный. Фильм от этого сильно выигрывает и начинает существенно отличаться от книги. Персонажи и так выходят из-под контроля. А уж если речь идет об актере, он вообще создает что-то совсем свое. Едва на экране появляется Патрик Бошо, это уже не секта шарлатанов, над которыми смеешься. От Бошо идет духовный посыл. Он действительно превращается в пророка…

Ф. Б. Я бы сказал, что преимущество книги в том, что можно не проговаривать все до конца. С фильмом иначе: это как песня, надо быть максимально правдивым. Иронизировать уже не получается.

М. У. Да, безусловно.

Ф. Б. «Возможность острова» — это теперь еще и песня, которую поет Карла Бруни. Полный набор товаров: книга, фильм, песня.

М. У. Не хватает только футболки. Но мы над этим работаем.

Ф. Б. А фигурки тоже будут? Фирма «Mattel»[240] выпустит куколок-проповедников?

М. У. Из Мажимеля[241] в образе клоуна получилась бы отличная кукла. Из Патрика Бошо в виде пророка тоже.

Ф. Б. Ты можешь также продавать пещеру и машину по клонированию.

М. У. Это будет комплект для сборки «Клонируй себя сам»!

Ф. Б. Компьютерная программа «Клон»! Но ты мне так и не ответил: игра стоит свеч? Вся эта кутерьма со съемками, монтажом, продюсерами, дистрибьюторами, спонсорами… Я тоже чуть было не стал режиссером, но вовремя одумался — как гора с плеч!

М. У. А кому ты все это рассказывал?

Ф. Б. Продюсеру. Я решил, что не буду снимать «Любовь живет три года». (Еще одно обещание, которое я не сдержал.) Пусть этим занимаются компетентные люди. Я преклоняюсь перед твоим мужеством: нырнуть в такую мясорубку! Помнится, в Москве, как раз когда съемки закончились, ты сказал мне: «А весело быть диктатором». Тебе нравилось быть главным. Скажи, тебе нравится власть, послушные исполнители — или это, по-твоему, отстой?

М. У. Вопрос можно повернуть иначе. Ты хочешь понять, правильно ли ты сделал, что отказался?

Ф. Б. Я рад, я даже счастлив, что отказался.

М. У. В одном интервью ты заявил, что все, что ты делаешь, — это для того, чтобы трахать девчонок…

Ф. Б. Ага, я сказал это одной немецкой газете. Рассчитывая на то, что до Франции это не дойдет.

М. У. Если так, то ты правильно сделал, что отказался.

Ф. Б. Почему? Что, у режиссера меньше шансов на секс?

М. У. Гораздо меньше, чем у актера.

Ф. Б. Вечно чего-нибудь не хватает. Быть писателем мало, надо еще быть режиссером. Быть режиссером мало — надо еще быть актером.

М. У. Нет, быть режиссером — не лучше, чем быть писателем. Даже хуже.

Ф. Б. Янн Муакс[242] мне признавался, что, с тех пор как он стал режиссером, девочек у него хоть отбавляй.

М. У. Для этого надо все же быть актером, быть на виду. Так что с этой точки зрения…

Ф. Б. Нет, ты утрируешь.

М. У. Но ведь никто не становится режиссером, чтобы спать с девочками. Так не бывает.

Ф. Б. А вот тут, извини, ты глубоко ошибаешься.