ботинки, подклеенные войлоком, чтобы двигаться совершенно бесшумно. Все это было непривычно и увлекательно. Вахтанговская школа очень отличалась от жесткого, рационального брехтовского театра, поэтому и в смысле постижения каких-то новых граней творчества это был бесценный опыт. Так или иначе, мы очень старались, и когда закончились гастроли, второй режиссер похвалил и поблагодарил нас от имени театра. А потом нам домой позвонила мамина подруга и с восторгом начала делиться впечатлениями от спектакля. «Ты знаешь, — сказала она маме, — там был один немец — просто вылитый Мишка». Так что и доныне, когда мне хочется похвалиться, я этак небрежно говорю: «Я играл и в знаменитых зарубежных постановках. Например, в «Жизни Галилея» в «Берлинер ансамбль»…»
Так как после съемок в фильме «Они были первыми» я был вынужден вернуться в училище на тот же второй курс, с которого и улизнул «в кино», а мои прежние однокурсники уже учились на третьем, то я оказался среди новых товарищей, которые были, как правило, чуть младше. Увидел среди них очаровательную Катю Райкину и тут же влюбился. Именно так: сначала влюбился, потом познакомился.
…А поженились мы с Катей только года через два. «Проверив свои чувства», как нам тогда казалось. Ей было 19, мне 21…
Ее родители и брат Костя тогда еще не переехали из Ленинграда в Москву. У нас в квартире было тесновато, там жили мама с сестрами. Поэтому Райкины сняли нам комнатку в квартире своих знакомых, очень хороших людей. Там мы и устраивали свою семейную жизнь.
Примечательно, что с Катиным папой, необычайно знаменитым тогда юмористом, воистину великим артистом Аркадием Исааковичем Райкиным, я был знаком задолго до того, как стал его зятем. Он часто приезжал в наш дом на Арбате — к известному отоларингологу Виктору Канторовичу. Райкин много выступал, голос у него иногда срывался, поэтому была необходима помощь специалиста.
Бегая во дворе, мы с мальчишками всегда замечали, когда останавливалась «Победа» Райкина с номером «ЛИ 0025». «ЛИ» это значило «Ленинградская Индивидуальная». Как ни странно, Аркадий Исаакович тоже различал среди снующих по двору мальчишек сына ведущего актера Театра им. Вахтангова.
«Мишенька, а дома ли Виктор Самойлович?» — спрашивал он у меня про Канторовича и, улыбнувшись в ответ на мое искреннее недоумение, поднимался к врачу.
Поразительно, что наш дворик сохранился, и я, живя в том самом доме на Арбате, сейчас ставлю свой автомобиль в том месте, где когда-то парковался сам Аркадий Райкин.
Хотя, по рассказам актеров его театра, Райкин был очень строгим и требовательным руководителем, порою даже жестким, я такого Райкина не помню. В домашнем быту он запомнился мне мягким, тихим, нежным и даже застенчивым. Очень любил детей — Катю и сына Котеньку, который был тогда еще совсем маленький.
Аркадий Райкин с сыном Котей
Когда меня впервые пригласили выступить в концерте, у меня не было концертного костюма. Аркадий Исаакович подумал и сказал: «Вот что. Поезжай-ка в наш театр, там в костюмерной тебе что-нибудь подберут». Действительно, мне подобрали словно на меня пошитый костюм. Я успешно выступил и не удержался — похвастался Райкину. «Миша, ты же выступал в моем костюме, — сказал он в ответ. — Думаю, если бы ты вышел в нем на сцену и просто молчал, все равно имел бы успех». Этот костюм он мне подарил.
Райкин был очень сосредоточенным и внимательным человеком. Люди, которые его мало и плохо знали в жизни, говорили, что, дескать, Райкин был скучным, неразговорчивым, вялым в общении… Все это неправда! Он был достаточно коммуникабельным, любил своих друзей, актеров, интересовался делами молодежи и с удовольствием слушал собеседников, смеялся с ними, мог что-то вставить в беседу, рассказать по ходу, сделать дельное замечание…
Известна, к примеру, такая история. Однажды весенним утром 1953 года в саду «Эрмитаж», где Аркадий Исаакович часто прогуливался и репетировал на ходу, к нему подошел молодой человек. Он оказался сыном бывшего посла СССР в Чехословакии, которого расстреляли, а всю его семью отправили в лагеря. Паренек сбежал из ссылки и пробрался в столицу, чтобы доказать невиновность отца. Райкин сказал: «Иди садись в мою машину!» Потом он его прятал у себя недели две. Но мальчик вышел на почту отправить письмо маме, что с ним все в порядке, — и его арестовали. Правда, на допросах он так и не признался, у кого жил в Москве.
Катя рассказывала, что Аркадия Исааковича периодически укладывали в больницу для обследований, откуда он регулярно сбегал. Едва станет полегче, он тут же звонит нашему водителю и просит подъехать. Сам выйдет в парк, якобы прогуляться — и прямо в больничной пижаме в машину!
Однажды, когда он должен был выступать на юбилее в Театре Вахтангова, у него случился очередной приступ. И вот Аркадий Исаакович говорит бригаде «Скорой помощи»: «Проедьте, пожалуйста, по Арбату и остановите у театра ровно на пятнадцать минут. Я выступлю, и мы отправимся в больницу». Врачи были в растерянности, но Андрей Исаакович убедил их, написал расписку и таки выступил… Никто из зрителей даже не знал, что Райкина под театром ждет «Скорая».
