Выход на сцену преображал его совершенно. Он получал такой огромный эмоциональный заряд любви и восхищения, когда видел, как люди ему рады. Аплодисменты и любовь публики продлевали ему жизнь.
Одно время меня удивлял и такой факт: всегда оказывалось, что практически все советские писатели, которые бывали у нас в доме, хорошо знакомы с Райкиным, и если он был в это время у нас, начинались сердечные приветствия и объятия. Дело было в том, что Аркадий Исаакович частенько подолгу жил в писательском Доме творчества. Там он и отдыхал, и готовил новые программы, оттуда выезжал на спектакли.
Как ни жаль, прожили мы с Катей в браке совсем недолго. После училища мы поступили в разные театры, я — в Театр имени Ленинского комсомола, а Катя — в Театр Вахтангова. Репетиции в разное время, часто несовпадающий гастрольный график, постоянные разъезды, непрекращающиеся расставания… Так уж получилось, что мы потихоньку отдалялись друг от друга. Не было никаких сцен ревности, взаимных обвинений и упреков, никаких среднестатистических кошмаров разрыва. Просто случился какой-то излет нашей любви, и мы очень спокойно и мирно расстались. К тому времени Катя влюбилась в актера своего театра Юрия Яковлева, который впоследствии и стал ее вторым мужем. У меня сохранились добрые отношения и с Катей, и с Котей (Константином Райкиным), как я по-детски его до сих пор называю, хотя он уже и сам известнейший актер театра и кино, народный артист РФ, руководитель московского театра «Сатирикон».
И все-таки развод наш с Катей не прошел без казусов. Мы уже разошлись, как вдруг в «Вечерке» в самом читаемом разделе «Браки и разводы» появилась заметка: «Михаил Державин возбуждает дело о разводе с Екатериной Райкиной». Я был в шоке, потому что не возбуждал никакого дела! Только много позже Никита Владимирович Богословский, с которым мы подружились на театральных капустниках, признался в том, что это была его шутка. Так с легкой руки Богословского в газете впервые появилось мое имя. Причем сразу же — в самой скандальной рубрике.
Глава третья
Театр, театр, театр
После училища в 1959 году я начал работать в Московском театре имени Ленинского комсомола. Тогда всех выпускников сразу призывали в армию, а хотелось-то играть, сниматься. Бронь от армии была только у Театра имени Ленинского комсомола, и добился ее тогдашний директор Анатолий Андреевич Колеватов, муж замечательной вахтанговской актрисы Ларисы Пашковой. Он явился на прием к министру культуры Фурцевой: «Екатерина Алексеевна, комсомольцы на сцене выглядят старовато, а молодежь забирают в армию». Та позвонила в министерство обороны и вытребовала поблажку для ленкомовских ребят.
Так что в армии я не служил, но военных разного ранга играл много.
Колеватов меня и пригласил. Там я сразу стал репетировать несколько главных ролей в премьерах и участвовал в диком количестве старых спектаклей. Первой значительной ролью, которую я сыграл в 1960 году, стал стиляга Бубусь в постановке пьесы «Опасный возраст». Спектакль имел большой успех, и роль Бубуся стала на несколько лет своего рода моей визиткой. Я до сих пор считаю эту роль одной из самых значительных своих театральных работ.
Я был такой голубоглазый блондинчик и поэтому играл в основном положительные роли. А Ширвиндт, который к тому времени уже работал в этом театре, зачастую выступал на сцене моим антагонистом — играл разных стиляг, социально ненадежных элементов и даже негодяев. В то время в театре менялись художественные руководители, приходили и уходили режиссеры. Вспоминаю с благодарностью Бориса Никитича Толмазова, прекрасного актера Театра имени Маяковского, который какое-то время был у нас режиссером, до него — режиссера Майорова.
Дружба связывала очень многих актеров, примерно однолеток. Параллельно шла работа в театрах. Мы очень много играли. Играли пьесы, которые отвечали тому дню, — комсомольские, молодежные. Их уже благополучно забыли.
С приходом в 1963 года Анатолия Эфроса Ленком окатила свежая струя, открылись новые горизонты. Его режиссура не была показной, громкой, скорее камерной — но именно это было его визитной карточкой. Он отличался особым стилем работы с актерами, скромностью, душевностью, умением находить с людьми общий язык. Был особенный всплеск интереса к нашему театру.
О работе с Эфросом мы все вспоминаем с улыбкой, с огромным удовольствием — и это, пожалуй, самый важный показатель успеха в театральной среде. Трудные времена закончились — вернулась зрительская любовь, вернулись уважение и почет к театру. Блестящая плеяда актеров творила тогда в Ленкоме — Александр Збруев, Леонид Марков, Валентин Гафт, Ольга Яковлева, Всеволод Ларионов, Слава Богачев. К нам примкнула большая группа из капустников, которыми руководил Ширвиндт: актеры Никита Подгорный, Миша Козаков, Андрюша Миронов, Майя Менглет, Леонид Сатановский.
Спектакли Эфроса «Снимается кино», «Мой бедный Марат», «Мольер», «Чайка», «В день свадьбы», «104 страницы про любовь» гремели по всей Москве. В основном режиссер обращался к современной драматургии — Розов, Арбузов, Радзинский. Его постановки заставляли задуматься о судьбе интеллигенции, о месте личности в современном обществе, о романтике и лирике в жизни.
