немецком концлагере, – грустно добавила она.
– Я благодарен им, Грейс, но просто не могу делать то, что делают они.
Неужели этот прекрасный вечер испорчен?
Джек тоже ощутил перемены в ее настроении и сделал очевидное усилие развеселить девушку.
– Пожалуй, отвезу тебя на ферму. Хорошо, что не нужно спешить на дойку.
Грейс рассмеялась.
– Да, миссис Флеминг сама доит трех коров, но мы все равно встаем до пяти. На ферме некогда спать допоздна. Разве что в выходной. Но две девушки, обе корнуолки, побывали в месте, где есть правило: если вы опоздали к завтраку, придется обойтись без него.
– Возмутительно. Стоимость еды вычитается из жалованья трудармеек, да еще вперед. Это так непорядочно! Надеюсь, они пожаловались.
– Понятия не имею. Я бы точно не стала спорить с миссис Лав!
Джек хмыкнул и прижал ее к себе:
– Да ты ссорилась со всеми!
– Но не из-за себя. Вряд ли я сумею бороться за себя. Сэм, брат Дейзи, всегда заботился о тех, кто слабее.
Они подошли к машине, но прежде чем открыть дверь, Джек повернул Грейс лицом к себе.
– И ты влюбилась в большого и сильного Сэма. И хочешь быть, как он. Прекрасная история, Грейс. Надеюсь, он тоже тебя любит.
– Глупости! Кроме того, он влюблен в мою подругу.
Джек открыл дверь машины и подождал, пока девушка сядет, прежде чем обойти ее и устроиться на пассажирском сиденье. Молча завел мотор и выехал на дорогу.
– Спасибо, что повел меня в кино. И за то, что угощал шоколадом.
Он улыбнулся ей, и Грейс облегченно вздохнула. У него такая чудесная улыбка!
– Не за что, мисс Патерсон. В следующий отпуск я попытаюсь угостить вас чем-то повкуснее трехпенсовых несвежих шоколадок.
– Почему несвежих? – возразила Грейс, но в мозгу вертелось: «в следующий раз, в следующий раз…»
– Вы, мисс, ничего не ели, так что откуда вам знать?
Неловкий момент прошел, все стало обычным. И они спокойно заговорили о работе, последних новостях и даже о том, что собираются делать, когда закончится война.
– Надеюсь, ты продолжишь учебу, – сказала Грейс, любуясь пролетавшими мимо освещенными луной пейзажами и – шокирующим зрелищем для того, кто привык к затемнению на юге Англии, – редкими освещенными окнами.
– Эти идиоты, похоже, забыли, как близки к Эдинбургу. Правильно, показывайте немцам дорогу! – злился Джек на беспечных хозяев, не отвечая на вопрос.
– У нас было несколько опасных моментов. Над Абердином они летают постоянно и, конечно, над Глазго и пристанью. Полагаю, хотят разбомбить мост через Ферт-оф-Форт, может, несколько заводов. Но не волнуйся насчет освещения, охрана заметит их. Джек, надеюсь, ты планируешь вернуться в университет?
– Сначала я должен выжить.
Она отшатнулась, как от удара. Выжить? Точно, он же будет водить санитарные машины под градом пуль и снарядов.
Сердце сжалось от ужаса.
– Но ты выживешь! Ты должен!
Он всмотрелся в ее лицо в слабом свете луны.
– Милая, милая Грейс. Тебе действительно не все равно.
– Конечно, не все равно.
– Я должен поцеловать тебя. Целый вечер только об этом и думал.
Джек свернул к поросшей травой обочине и остановил машину. И, не ожидая, пока она что-то скажет, притянул к себе и стал страстно целовать. Куда более умело, чем в прошлый раз.
Грейс была удивлена силой первого поцелуя. И просто приняла его, подставив губы. Джек отстранился, посмотрел ей в глаза и осторожно обвел контуры ее лица, щеки, лоб, нос, и, наконец, губы. Его прикосновение воспламенило ее. Он снова наклонился, чтобы поцеловать ее, но наткнулся на рычаг переключения скоростей и выругался.
– Я не могу как следует поцеловать тебя на переднем сиденье машины…
Он немного подумал, прежде чем продолжить:
– Сзади есть чудесное сиденье. Не… не посидишь со мной там несколько минут? Слишком холодно, чтобы целоваться на улице, и, возможно, Флеминги не обрадуются, если одну из их работниц станут целовать у входной двери.