Медсестры говорили, что дышать для нее — это все равно что учиться кататься на велосипеде без боковых колес.
Том говорил, что в этом деле главное не сводить глаз с дороги и чувствовать ветер в волосах. Она двигалась только вперед.
Вскоре из ее ноги достали и Бровиак. Все тоньше становилась связь с отделением интенсивной терапии.
В начале сентября медсестра по имени Кэрол помогла мне подготовить Джунипер к принятию ванны. Мы с Трейси уже обтирали ее губкой, но это должно было стать ее первым погружением в теплую воду. Кэрол сняла с Джунипер подгузник, отклеила датчики с груди, отсоединила провода и подала мне голого малыша.
«Что вы делаете? — спросила я Кэрол. — Она ведь отключена от мониторов».
Последний раз Джунипер была настолько свободной, когда медсестра из родильного отделения передавала ее Гвен в операционной. С того момента как Гвен поставила ей первую капельницу, она была все время подключена к аппаратам. Теперь же я могла взять ее на руки, как футбольный мяч, и поехать с ней на лифте. Вдруг я уроню ее? Вдруг она перестанет дышать?
«Вы наблюдаете за своим ребенком? — спросила она. — Просто не сводите с нее глаз».
Она знала, что никакие аппараты не могут сравниться с материнской интуицией. Кэрол прекрасно понимала, что мне необходимо было дать возможность научиться прислушиваться и доверять своему чутью. Мне нужно было побыть в роли родителя без наблюдения посторонних.
Я бы хотела вспомнить, что я говорила в тот момент Джунипер. Было бы здорово, если бы свет стал приглушенным. Тогда я качала и купала бы свою дочь, а та бы мечтательно смотрела мне в глаза. Я смогла побыть той мамой, какой всегда мечтала быть.
Я пыталась протирать Джуни чем-то вроде марлевого тампона и мечтала о том, чтобы кто-нибудь принес мне перчатки с пупырышками, чтобы она не выскальзывала из рук. Я боялась, что мой ребенок, прошедший такой тяжелый путь, будет утоплен собственной матерью в пластиковой ванночке. По-моему, я пела ей песню Джона Прайна, как и всегда, когда хотела объяснить, что трудности, пережитые ею в отделении интенсивной терапии, — это лишь часть того, что ожидает ее в дальнейшей жизни. Под тобой лишь пара сантиметров воды, а ты думаешь, что тонешь. Именно так мир и устроен.
Все получилось не так, как я себе представляла, но сказать, что это было плохо, я не могла. Я решила, что если мы все же выйдем из больницы, то я признаю, что это место странным образом на меня повлияло. Я бы сделала все, что угодно, лишь бы избавить Джунипер от трудностей, которые она пережила, но из своей жизни я не выбросила бы и дня. Я пересмотрела все ценности и стала совершенно другим человеком. Я, возможно, за всю свою жизнь не совершу столько героических поступков, сколько Трейси совершала всего за один день. Я никогда не буду обладать влиянием доктора Шакил.
Я усвоила урок и поняла главное: решения, которые мы принимаем в данную минуту, день за днем, определяют, кто мы есть на самом деле.
Главное — быть рядом.
Сэм однажды научил меня технике, перенятой им у школьного преподавателя театрального мастерства. «Взорвите момент», — говорил он. Это означало, что каждая секунда на сцене была наполнена мотивом, действием, напряжением и целью. Актеру необходимо целиком проникнуться этим и донести эмоции до аудитории. Я адаптировала этот совет для своих студентов, которых учила писать: я пыталась показать им, как увидеть смысл в жесте или взгляде и передать это словами.
В отделении интенсивной терапии нам приходилось «взрывать» каждый момент так, словно он был последним. Мне не хотелось слышать в «Waitin’ On a Sunny Day» лишь попсовую песенку. Мне не хотелось воспринимать Гарри Поттера, пережившего нападение самых темных сил зла благодаря защите своих родителей, как пустячную выдумку. Мне не хотелось забыть, как мой муж, положив голову на стекло инкубатора, засыпает, умоляя судьбу. Я никогда не забуду, как лежала на смотровом кресле и глядела на Тома, забрызганного моей кровью.
Том показал мне, кем является на самом деле. Я могла простить ему постоянно холодные батареи, одержимость обувью, абсурдное стремление все раскладывать по папкам и странную потребность декламировать «Рождественскую песнь» в середине августа. То, что я его выбрала и боролась за него, были самыми важными поступками в моей жизни.
Я хотела, чтобы он был рядом и делил со мной все моменты, связанные с ролью родителей.
Я хотела видеть, как он сидит на полу в детской с отверткой в руке и изучает инструкцию по сборке кроватки. Но кого я обманывала? в нашей семье только у меня руки росли, откуда нужно.
Я самостоятельно собрала кроватку за час. Том уехал на работу в Индиану. Джунипер росла так быстро, что Тому, отсутствующему по два-три дня в неделю, было тяжело быть в курсе всех событий.
Теперь главной целью Джунипер было научиться пить из бутылочки. Так долго пробыв на искусственной вентиляции легких, она отвергала все, что оказывалось у нее во рту. Трейси предупредила нас, что, возможно, Джунипер отправится домой с зондом для питания, как и многие другие преждевременно рожденные младенцы. Я и думать не могла о еще одной операции, еще одном отверстии в ее теле. Ее живот был испещрен шрамами.
