бывают осьминожки, так густо перемазанные вареньем. Черничным. М-да… Умяли чуть не всю банку.
– Вы не слипнетесь?
Дружно мотают головами.
– Не слипнемся.
– А Дюша как?
– Как-как… Четыре щенка.
Мальчишки переглядываются.
– Госпожа Ветана, мы заплатим…
– Прекратите говорить глупости, – отмахиваюсь я. – Вот где вас родители будут искать?
– Мы соседке сказали, что пойдем к лекарю…
– А она сказала не заниматься ерундой.
– А это не ерунда…
– Четыре щенка!
– Госпожа Ветана, вам щенок не нужен?
– Я потом подумаю, – ушла я от ответа. – Ладно. Сегодня я вас никуда не отпущу. Давайте я вас спать уложу, а завтра отведем вас домой вместе с Дюшей.
– Спасибо, госпожа Ветана.
Вот это сказано в один голос.
Дети сворачиваются клубочками на моей кровати и быстро засыпают, а я еще долго сижу рядом с Дюшей. Собака словно понимает, чем мне обязана. Благодарно смотрит, поскуливает, лижет руки, я машинально глажу ее по голове, кажется, добавляя сил.
Эх, Дюша-Дюша…
Только сейчас я понимаю, какой страшной силой одарены маги жизни. Поставить на ноги обреченного, позвать уже ушедшего… Это ведь сейчас я со щенком. А потом, наверное, смогу и с младенцем? Это жутковато. Не успокоившийся еще дар поет в моей крови. Собака маленькая, маркиз крупнее.
Кто-то скажет, что нельзя сравнивать собаку и человека. Зато собака людей любит, а маркиз – нет. Собака никому зла не делала, а маркиз – наверняка. Вот и как тут выбрать? Я не удивлена, что маги жизни рано или поздно попадаются. Мы управляем своим даром, это верно, только и дар стремится развиваться, расти, разворачиваться во всю ширь. Требует все более сложных случаев, приказывает не останавливаться на достигнутом. И рано или поздно проявляет себя.
Остается надеяться на лучшее. И попросить у маркиза книги по магии. Может, есть какие-то способы контроля дара? Светлый, да за что ж мне это?! А хотела бы я отказаться от дара? Стать обычной, жить, как все…
Собака лижет мою ладонь. Нос у нее мокрый и холодный. Нет. От дара я отказаться не смогу. И не хочу.
Буду делать что должно, и будь что будет.
Возвращение сознания Шантра не порадовало. Сознание-то неплохо, но и свободу бы вернуть. А лежал он в маленькой пещерке, судя по виду, за городом, шумело море, рядом сидел разбойничьего вида старик и многозначительно поигрывал ножом. И взгляд у него был ой недобрый.
– Поговорим, храмовник?
И как-то так это было сказано, что Шантр сразу понял – не надо врать. И ругаться тоже не надо, и требовать ничего не надо. Убьет ведь. С удовольствием убьет, и ни минуты об этом не пожалеет. Шантр хотел бы хоть что-то сказать, но из горла вырвался придушенный писк. Кляп – он вообще разговаривать мешает.
– Поговорим, – правильно истолковал мужчина, сильно налегая на букву «и». – До-олго говорить будем.
Шантр кивнул. Как-то не привык он к такому. Не принято храмовников оглушать, воровать, пытать, допрашивать…
Лорта такие мелочи не смущали. Блеснул нож. Кляп вытащили изо рта Шантра и к губам поднесли флягу с водой.
– Вот так, хорошо. Смочил горло?
Шантр закивал.
– Тогда поговорим. Ты кто такой?
– Слуга Пресветлого Храма. Шантр Лелуши.
Свой статус Шантр называл даже с надеждой. Пусть испугается.
Наемник надежд не оправдал.
– Не из простых свиней свинья. А с каких это пор у нас слуги Пресветлого Храма по маркизам побираются? Что, холопов отменили?
