заметно, что взошла луна, ее блики, лежали на полу меркло и жутковато. Издали донесся собачий лай, где-то скрипнула калитка, пробухали по дороге с поспешностью чьи-то сапоги, заблеяли овцы. Оба - и Гриша, и председатель - враз подумали о том, что, оказывается, село полно звуков и они обостренно воспринимаются в темноте. Почему?
Сидор Иванович нашарил в шкафу свечку, поставил ее на блюдце, зажег спичку, подержал блюдце на ладони. Острый огонек ,-гнулся и порхал, словно был привязан к свече тонкой ниткой, которая не давала ему взлететь. Гриша взял из рук председателя свечу и подавил ее на стол. Они' сели с осторожностью, слегка напуганные внезапно наступившей темнотой. Ненашев вздохнул и начал поругивать начальника 'Сельэлектро' Баранова, у которого в хозяйстве полный развал.
- Так вот, что касается инопланетного мышления, - сделал новый зачин бухгалтер Суходолов с торжественностью. - Читал я где-то под рубрикой 'Удивительное рядом'. Возьмем для наглядности того же муравья. Да. Ты заметил, Иваныч, Лямкин-то с собаками опять был, целая стая его дожидалась? Почему это собаки за ним ходят, интересно знать? За мной вот не ходят...
- За тобой и не будут ходить.
- И почему же?
- Лямкин - он добрый.
- А я не добрый, что ли?
- Ты - суетный.
Грише не понравилось, что он суетный, но он и на этот раз не перечил председателю, потому что торопился изложить свою мысль:
- Муравья того же возьмем, значит. Ученые версию высказывают, наука даже такая есть, специальная - муравьев изучает, забыл, как называется. И наука та серьезно, значит, предполагает, что мы имеем в натуре цивилизацию, без всяких там оговорок.
- Какую еще цивилизацию?
Бухгалтер продолжить не успел: в горнице зажглась люстра, ослепив на мгновение, и сразу, без интервала, через раскрытое окно, сдернув с гардины шторину, упал на пол какой-то предмет. Гриша проворно нагнулся, поднял тот предмет и близко поднес его к лицу Ненашева, сидящего на стуле с изумленно поднятыми бровями.
- Камень бросили?
- Ботинок, видишь?
- Ботинок? Вижу.
- Красный, модный и на высоком каблуке.
- И грязный, Видишь? Витьки Ковшова штиблет, точно! - Гриша высунулся' окно и сказал шепотом: - Айда на улицу, Иваныч, да скоренько!
На улице они увидели следующее: над дорогой вился, качаясь, белый клубок неизвестной природы, клубок то поднимался, то опускался, потом он раскрылся, подобно цветку, и бесшумно опустился на штакетник. Гриша Суходолов стремглав кинулся туда, где опустился таинственный предмет, и вернулся с белой тряпкой, перекинутой через руку. При неверном свете луны колхозные головы все-таки угадали, что с неба упала рубаха.
- Витькина! - догадался председатель. - Это Ковшов, выходит, по частям возвращается.
- Недаром, значит, ток отключился: Федор энергию набирал. Пригнись, Иваныч, меня что-то ударило!
Ненашев сел, опершись руками о землю. Трава была мокрая и холодная. В воздухе родился зудящий звук, о деревянную стену дома что-то ударило россыпью, будто дробь из ружья. Сердито и со всхлипом звякнуло оконное стекло. Гриша стонал рядом и ползал - выискивал небесные подарки.
- Тебе шибко досталось? - поинтересовался Ненашев с ехидцей и встал во весь рост, поскольку ничего больше вроде не сыпалось и не падало.
- Шишка вскочит! - пожаловался Суходолов. - В переносье стукнуло, из глаз даже искры посыпались. Что же это такое? Ага, нашел! Нашел, айда, смотри! - Главбух крепко зажал в кулаке находку и замер с вытянутой рукой, уставился при этом на дорогу. А по дороге с затяжным и жалобным воем бежал в сторону села голый мужик, он мелькнул в косой полосе света и 'пропал в ночи. Еще некоторое время слышало' мягкий стук босых ног и усталый вой.
- Витька пробежал или не Витька?
- Он, Ковшов! - с веселым оживлением откликнулся Гриша Суходолов. - Домой побег. Тряхнуло его, видать, нешуточно, в страхе побег. Аж воет!
В доме Суходолов разжал кулак и показал председателю пуговицу - свою находку. Пуговица, маленькая и черная, была, рассудили мужчины, от ковшовских брюк.
2
Виктора Ковшова утром нашли геологи - - он сидел на пеньке неподалеку от своей будки в чем мать родила и тихонько, безостановочно выл. Бурильщики тем же часом сбегали за фельдшером, тот поставил пострадавшему укол. Витю разогнули с натугой, поставили на ноги и уложили на раскладушку, чуть спустя прораб хватил стакан спирта и заснул на целые сутки, когда же проснулся, был препровожден участковым милиционером Голощаповым к следователю по особо важным делам - для проявления истины. Выяснилось сразу, что ничего путного от этого человека добиться невозможно: допрашиваемый молчал и выпил разом целый графин воды. Участковый Голощапов сходил к ручейку, наполнил графин снова, и снова он был осушен с быстротой необыкновенной. Опять позвали фельдшера Сарафанова, медик заявил, что Ковшов на данный момент в шоке, конечно, но несомненно войдет в форму, а пока его трогать не имеет смысла. Следователь по особо важным делам, весь с иголочки, точно манекен с витрины, аккуратно причесанный, очень в меру румяный, вежливый, вкрадчиво осведомился у Сарафанова:
- Почему вы думаете, что он быстро придет в себя?
- Я старый воробей. - (Фельдшер был седой как лунь, крепкий и мужиковатый старик) - Не буду прибегать к медицинским терминам, но такие. - Сарафанов показал на Ковшова пальцем, - подобны прочно сделанной машине, они редко выходят из строя.
- Я не понял вас?
- А чего понимать, молодой человек! Я разве неясно выразился? Такой тип людей очень четко отправляет функции, и не больше того. Высший вид нервной деятельности - творчество, высокие порывы и прочая, прочая - ему, увы, недоступны!
- Вы так думаете?
- Твердо в том убежден, молодой человек.
- Вы его не любите?
- Ковшова? А кто его любит? Не за что его любить, представьте.
- Мотивы вашей неприязни?
- Я мог бы, конечно, и не отвечать на ваш вопрос, товарищ следователь, но скрывать ничего не стану, меня потрясло в свое время, что вот этот гражданин, - корявый и источенный мылом палец снова уперся в Ковшова, который, задрав голову, пил из графина родниковую воду, - загнал насмерть лошадь. Просто так загнал насмерть - ради забавы.
Лошадь же, молодой человек, лучше нас с вами, смею заметить, она не способна на подлость. Вы никогда не задумывались над тем, сколько крестьянский конь сделал для цивилизации? Никто не способен это подсчитать.
Следователь поглядел на Ковшова внимательно, хотел, видимо, уловить, какое впечатление произвели на подследственного слова старого, ничего не уловил и размеренным жестом пригладил волосы на голове, блестевшие тускло и ровно.
- Что ж, спасибо вам за консультацию, короткую, но отмечу, весьма категоричную.
- Как уж мог, как уж мог.
- Не объясните ли вы нам заодно, каким способом и с помощью какой силы прораб Ковшов это... воспарил и это... приземлился в столь непотребном виде?
- Я не присутствовал при его... ээ-э... вознесении, вы очевидцев спрашивайте. - Фельдшер забрал со стула обшарпанный саквояж, низко поклонился присутствующим и скорым шагом вышел вон. В дверях старик столкнулся с Гришей Суходоловым.
Гриша с утра имел намерение помочи следствию: он принес в портфеле красный ботинок, рубаху-марлевку и три пуговицы, две черные и одну белую. Бухгалтер заставлял себя сверить в то, что он исполняет гражданский долг и обманывал себя; его сжигало желание очутиться в центре событий и поводить следователя за нос, несмотря на то, что приезжий числился за особо важными делами. Суходолов ведь, обладал Тайной, следователь же ею не обладал и не будет обладать. Если предположить, что этот разбитной и хитрый товарищ доложит в верха, будто виной всему пришелец или некая сила в этом роде, потусторонняя, то с его погон наверняка слетит звездочка или даже две звездочки. Вот так. И не иначе.
Участковый Голощапов привстал и поздоровался с бухгалтером за руку, следователь, подперев рукой . подбородок, смотрел на вошедшего, не мигая, и нельзя было понять, о чем он думает. Витя Ковшов покосился через пустой стакан, который прижимал к носу, на Гришу насмешливо и дерзко.
- Т-ээк, - сказал следователь, когда бухгалтер хмуро, но с проблеском лукавой улыбки, стал выкладывать на стол принесенные в портфеле вещи. - Т-ээк.
- Мой ботинок! - заявил вдруг Ковшов и поставил пустой стакан на подоконник.
Участковый Голощапов чувствовал себя маятно по двум причинам: во-первых, он не был Хозяином положения, во-вторых, как он ни напрягал голову, не имел до сих пор ни малейшего представления о том, в какую сторону двигать разбирательство, и всецело положился на областное светило. Смолоду, однако, участковый привык полагаться только на себя.
- Ботинок-то мой!
- Голое у товарища прорезался! - Следователь посмотрел на Ковшова; пристально, можно отметить, пронзительно, и показал главбуху рукой на стул.-Прошу. И давайте знакомиться. Фамилия моя - Ольшанский. Олег Степанович.
Гриша Суходолов тоже отрекомендовался, озаряясь присущей моменту улыбкой, в меру радушной и в меру официальной.
- О вас я кое-что слышал, - заявил следователь. - У меня к вам есть ряд вопросов.
- Всегда и всенепременно готовы помочь! - дурашливо, с издевкой ответил Суходолов. - Чем можем. Да. Мы тут на отшибе и свежему человеку рады душевно. Мнением каким поделиться - пожалуйста, новость услышать - тоже не прочь: нам центральные газеты на два дня позже приносят, чем в областной
