Никита пожал плечами и загасил докуренную до ногтей сигарету о каблук сапога, поискал глазами, куда спрятать ошнурок. Пепельницы не оказалось, и сигарета была запихана в полупустой спичечный коробок.
- Действуйте, как вам предписано, - ответил Лямкин. - Закон есть закон.
- Жалко мне вас! - лейтенант горемычно вздохнул. - Человек вы спокойный, непьющий. Странно, что непьющий, кстати.
- Почему же странно?
- Все тунеядцы - алкаши. И паспорт у вас в порядке. Есть паспорт?
- Есть паспорт, вы же его смотрели.
- Цель ваших скитаний? Я таких, как вы, не понимаю! - Лейтенант по-кавказски прижал ладонь к сердцу. - Решительно не понимаю.
- Цель? Извольте: познание мира.
- И долго вы его будете познавать?
- Полагаю, до конца дней своих.
- А работа, труд на благо общества, как в Конституции записано?
- Я же не побираюсь, на хлеб себе зарабатываю - дрова пилю, плотничаю помаленьку. Ну, и всякое такое.
- Вот именно, всякое такое. И собак за собой водите. Собаки-то вам зачем?
- Общаемся. Собаки во многом лучше людей. У собаки чувство благодарности непроходяще, в отличие от нас.
- Мудрено вы что-то...
Председатель Ненашев с осторожностью вытащил из вазы увядшие жарки, бросил их в ведро на кухне, а когда вернулся в горницу, сказал, зевая:
- Скучная у них беседа течет, спасу нет, какая скучная! И смотреть дальше не буду.
- А ты смотри, однако! - Гриша Суходолов навалился локтями на стол, выгнул спину и замер, он часто мигал и тряс головой, будто набрал в уши воды. - Ты смотри!
На экране не было уже ни Лямкина, ни упитанного милиционера - там мельтешил небольшого роста человек в военной форме цвета хаки и высоких шнурованных ботинках. У человека были маленькое желтое лицо и лысая голова, внешностью он напоминал учителя из захолустья. Человек нервно ходил по комнате, вероятно, по кабинету, обставленному старинной мебелью, на кожаном диване возле белой резной двери сидел пришелец Федя. Сидел он опять в вольной позе, и черные его очки блестели.
- Мне интересно, - сказал Федя медленно и тихо, - почему вы считаете себя правым и почему не посещает вас сомнение, так свойственное людям, населяющим эту благословенную планету?
- Борцу не дано сомневаться! - отрезал маленький человек резким птичьим голосом и с маху сел в кресло возле столика с телефонами. Телефонов было много.
- С генералом вроде толкует? - высказал догадку председатель. - Не наш генерал-то.
- Это в Южной Америке где-то, по-моему, - Гриша Суходолов будто прилип к столу локтями и не менял позу. - Я за окошком пальму видел, была там пальма.
Человек в кресле потрогал пальцами погон с белыми звездами и нахмурил негустые свои брови.
- А каким путем вы сюда попали, господин? Пришелец Федя гнул свое:
- Так почему же вы считаете себя всегда правым? Какая мораль позволяет вам убивать?
- Я возглавляю борьбу против коммунизма, и это все объясняет. Еще раз спрашиваю, как вы сюда попали?
- Но ведь вы убиваете и не коммунистов? Вы убиваете всех подряд.
- Не всех подряд - сочувствующих убиваем.
- По каким же признакам вы определяете - сочувствует человек или не сочувствует?
- У моих людей на этот счет безошибочное чутье. Какую газету вы представляете, и как вы попали в этот кабинет?
- Но вы не ответили на мой вопрос?
- Заруби себе на носу, писака: великое дело требует великих жертв, и правое дело не нуждается в оправдании. Убиваем невинных? Может быть. Но история простит нам частности.
- Вы рассчитываете попасть в историю, господин диктатор?
Председатель Ненашев поддернул сползающие штаны с лампасами - была у них слабая резинка - и покрутил головой с осуждением:
- Арестуют ведь бедолагу - к диктатору залез. К диктатору банановой республики.
- Сальвадор?
- Может, и Сальвадор. Может, Гондурас. Ему там быстренько голову открутят.
- Он сопротивляться будет, он их победит! - заявил Гриша Суходолов и рубанул ладонью воздух. - Не на того нарвались!
- Поглядим...
Лысый диктатор между тем добела сжал губы и указательным пальцем, неуловимо легко и быстро, нажал на столике кнопку. Пришелец Федя или не понял, или же не хотел понять, что за ним сейчас придут, он не переменил даже позы - сидел вольно, развалясь, и покачивал правой ногой, обутой в ботинок с трехэтажной белой подошвой.
- Ты какую газету представляешь? - задал опять вопрос диктатор и жестко сощурился, поворачиваясь лицом к безмятежному Феде.
- Я ээ-э... сам по себе. Я представляю внеземную цивилизацию, весьма, знаете, далекую. Так вы все-таки не ответили: где же тот эталон, который четко определяет - враг перед вами или друг?
- Не качай ногой! - пронзительно закричал вдруг диктатор, и лысина его налилась заревой краской. - Меня это нервирует!
Коробка на голове пришельца защелкала весьма энергично, некоторое время длилось молчание, затем нога в тяжелом ботинке была убрана с колена и перестала качаться. Диктатор поднялся с кресла, резная дверь широко растворилась, в кабинет ворвались молодчики в беретах, человек пять, здоровенные мужики, они схватили Федю за руки, легко сдернули с дивана и поволокли прочь. Тут экран почернел, телевизор отключился. Гриша Суходолов мешком свалился со стула и начал яростно чесать затылок.
- Что-то ведь делать надо! Угробят парня эти каты, а? Может, телеграмму куда дать, 'молнию': так и так, в банановой республике фашиствующие молодчики инопланетянина давят, а он неприкасаемый?
- Прикасаемый, видишь, очень даже прикасаемый, они его, как лапшу, свернули! - ответил председатель в сердцах и опять поддернул штаны, у которых была слабая резинка. - С телеграммой ты пустое затеял, Гришка!
- Но ведь надо что-то делать, Иваныч!
- Надо бы вроде, да коротки наши руки.
- У тя жизненный опыт, Иваныч. Ты подумай, пожалуйста. Только сильно думай. И - быстро.
- Наверно, он сам вывернется. Бить начнут не на шутку, он и вывернется, у него другого выхода просто нет.
Собственный корреспондент ТАСС В. Афанасьев передает из республики Биния.
Здесь происходят малообъяснимые события. Во-первых, диктатор Вилли Шмидт, полковник, возглавивший переворот (третий в этом году), на глазах присутствующих во время дипломатического приема по случаю смены американского посла в саду королевского дворца застрелил из пистолета своего телохранителя по прозвищу Джон-Вонючка только за то, что тот прихлопнул бабочку, кружившую возле. Диктатор, как заверяют очевидцы, даже всплакнул, жалея бабочку. Во-вторых, в одну ночь с десятого на одиннадцатое июня сего года разом опустели все военные склады правительственных войск, больше того, бесследно исчезло личное оружие как гвардии, охраняющей королевский дворец, так и десантных батальонов, предназначенных для борьбы с повстанцами. У повстанцев, по свидетельству местной прессы, оружие тоже исчезло.
Никто не имеет пока под руками убедительной версии случившегося, ходят, однако, упорные слухи о вмешательстве чуть ли не потусторонних сил, чуть ли не инопланетян. Правда, надо полагать, скоро прояснится.
Собственный корреспондент ТАСС В. Афанасьев передает из республики Биния.
Вечером двенадцатого июня сего года диктатор Вилли Шмидт, потомок немецких колонистов, отслужил молебен в католическом костеле, хотя близкие к нему круги утверждают, что раньше диктатор никогда особенно богом не интересовался. После молебна Шмидт, обращаясь к смущенным прихожанам, заявил, что отрекается от власти и тотчас же направляется в монастырь, где ему отведена келья с окнами на восток. В преемники Железному Вилли прочат Гудвина Кесслера, который по жестокости не имеет себе равных. Страна содрогается.
Глава восемнадцатая
1
- Ты вот еще почитай! - Гриша Суходолов толкнул рукой сложенную вчетверо газету, она легко покатилась по столу в сторону председателя Ненашева. Что творится на белом свете, дух захватывает!
- Дух твой последнее время не тем, чем надо, захвачен.
- Ты мне это уже говорил, читай!
- Читаю. - Председатель Ненашев протер очки чистым платком и, нахмурясь, принялся читать.
- Ты вслух читай.
