— Ага. Знаешь, похожа на злую колдунью из сказки, — сказал он, подумал и добавил: — Только не злая.
— Уверен?
Витольд кивнул.
— Вот и хорошо, — произнес я не без облегчения. — Ну-с… Время уже позднее, тебе пора спать. Я сейчас пришлю Сэма…
— Пап, — остановил меня Витольд, — а что за девочка тут иногда появляется?
— Которая? — нахмурился я. — Ты кузин имеешь в виду?
— Нет, она и до их приезда приходила.
— И как она выглядит? — спросил я, заподозрив неладное.
— Обыкновенно, — развел руками Витольд. — Ростом пониже меня, иногда в платье, а иногда в штанах на подтяжках и кепке, как мальчишка. А лицо я не успеваю рассмотреть: если она чувствует, что я на нее смотрю, то сразу исчезает.
— Это Линн, — вздохнул я, решив ничему не удивляться. Впрочем, ничего удивительного: Сирил призраков видит, так почему Витольд не может? С ним-то мы намного более близкие родственники, чем с кузеном. — Она безобидная. Правда, тут еще появляются ее приемные родители, но я запретил им тебя пугать. Впрочем, миссис Хоггарт и так не стала бы этого делать, а вот ее муженек…
— А кто они такие? — с живым интересом спросил Витольд. — Они жили в этом доме?
— Нет, что ты! Просто так сложилось, что они помогают мне время от времени. Это длинная история, — добавил я, — и я тебе ее расскажу, но только не сию минуту. Кстати, если явится Хоггарт и начнет болтать, не слушай его, он любит приврать.
— Ну почему же? Я послушаю, а потом сравню с твоей историей, — заявил сын.
— Тогда дели его россказни на дюжину, — посоветовал я и встал. — А станет приставать, покажи ему сеньора Кактуса.
— Это кто?
— Вот… — я достал из внутреннего кармана тряпичный кактус и протянул его Витольду. — Пускай этот храбрец тебя охраняет! Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отозвался Витольд, взяв игрушку.
Вид у него был блаженный — как же, в доме водятся призраки (положим, это не постоянное их место обитания, но он-то об этом не знал), с ними можно общаться, отец говорит об этом, как о чем-то обыденном… Я на его месте тоже пришел бы в восторг! Или нет? Не могу вспомнить себя в таком возрасте, вот беда…
Хоггарт был легок на помине: он объявился, стоило мне закрыть дверь своей комнаты.
— Ну лорд выдал, ну молодец!
— Подите прочь, — попросил я. — Я смертельно устал, и не надо мне пересказывать, как все это смотрелось со стороны.
— Ну и пожалуйста, — обиделся он. — Только Линн просила передать, что Лаура опять плачет.
— Снова подрались с Элизой? Или еще что-то?
— Непонятно, просто забралась в уголок и плачет, — мрачно сказал Хоггарт и испарился.
Ох, надеюсь, с Лаурой все в порядке, а плачет она… да откуда же мне знать, почему плачут девочки?
С этой мыслью я собрался отойти ко сну, как вдруг в дверь осторожно поскреблись. Не постучали, а именно поскреблись, и я насторожился.
— Кто там?
Ответа не было, но странный звук повторился. Пришлось идти открывать как есть, в одной рубашке и брюках.
На пороге стояла Элиза… Но боже мой, в каком виде!
Конечно, пышная кружевная ночная сорочка прекрасно смотрелась на девичьем теле, а кружевной пеньюар (позаимствованный, видимо, у матушки, потому что Луиза, насколько я помню, такого отродясь не носила) и распущенные белокурые локоны оттеняли это великолепие, но… С какой стати?
— Что случилось? — спросил я, не придумав ничего лучше.
— Мистер Кин… — произнесла она негромко и глубоко вздохнула. — Можно, я буду называть вас просто Виктор?
— Э…
Мне отказал дар речи. Не от вида юной прелестницы, а от полной абсурдности нашего разговора.
— Я знаю, в вашем прошлом случилась драма… — Элиза шагнула вперед, вынудив меня попятиться. Так я потерял тактическое преимущество: теперь, чтобы выставить ее за дверь, мне пришлось бы как минимум взять девчонку за плечи. — Вы любили и были любимы!
— Элиза, что вы несете?!
— Не отрицайте! — великоватый пеньюар начал сползать на пол. — Она была… Да, она была красива! Почти как я! Тоже блондинка, верно?
— С чего вы взяли?
— О, я всё знаю… Но только я молода, Виктор, мне в будущем году исполнится шестнадцать, и я готова… на всё, — промолвила она, потупив взор.
Я снова лишился дара речи и только теперь понял, в каком опасном положении оказался. Дверь — настежь. Стоит кому-то из домочадцев,
