– Честно говоря, – подытожила я в конце своего монолога, – я не уверена, что именно Пола я видела на авеню Мухаммеда V Мне казалось, я и до этого всюду его встречала. Но, когда я окликала его на улицах Уарзазата, он не оборачивался, хотя находился всего в нескольких шагах от меня. И мне не дает покоя письмо, что он оставил для меня, – письмо, в котором он намекает, что собирается покончить с собой. В минуты отчаяния я невольно думаю, что мне привиделся призрак.
– У вас нет оснований считать его умершим. Вы же сами говорили, что женщина в гостинице подтвердила, что он покинул отель перед самым вашим возвращением от его бывшей жены.
Я кивнула. Дитрих потягивал вино, размышляя.
– Здесь мне хотелось бы высказать две мысли, – наконец произнес он. – Во-первых, почему, как вы думаете, бывшая жена и довольно опасный друг, Бен Хассан, так озлоблены против вашего мужа? Одна из причин заключается в том, что на определенном уровне он вел себя как старорежимный колониалист. Он приехал в бедную страну. Использовал в своих интересах многих, с кем ему довелось общаться. Многим из них нанес непоправимый вред. Потом собрал свои вещи и был таков, сбросив с себя всю ответственность за весь тот хаос, что он здесь посеял.
Но во всей этой истории меня поражает другое – ваше отчаянное чувство вины. Он предал вас самым отвратительным образом. Вы же просто уличили его во лжи. То, что вы рассказали – как он клялся, что хочет от вас ребенка, а потом сделал то, что сделал, – это ужасно. Его поступок – надругательство над вашими чувствами, над вашей душой, и вы, на мой взгляд, избрали весьма элегантный подход, представив ему свидетельства его вопиющего преступления. Это говорит о том, что вы зрелый, серьезный человек. И то, что вы пытаетесь отыскать его с тех пор, как он исчез из Эс-Сувейры, то, что вы сейчас здесь, посреди бескрайних песков, одна, все еще пытаетесь спасти его от самого себя… Робин, словами не передать, как я вами восхищаюсь.
Мои глаза наполнились слезами. Я опустила голову, силясь не расплакаться. Дитрих взял меня за руку, ободряюще стиснул ее, словно говоря: мужайтесь.
– Все образуется, – сказал он. – Представьте, что жизнь – это лабиринт. Но вы не потеряли способность ориентироваться в его запутанных ходах. Самое страшное, на мой взгляд, это утрата надежды… и осознание, что ты ко многому был слеп.
– Да нет, я прекрасно видела, какой он… но сознательно игнорировала все предупредительные знаки, красноречиво указывавшие на то, что он не способен нести ответственность, а ведь без этого совместную жизнь не построить.
– Порой потребность надеяться в нас столь велика, что мы не замечаем другие более очевидные истины. И что еще нам остается, как не продолжать пытаться смотреть на вещи чуть более разумно?
– Как вы.
– Не переоценивайте мои возможности. У меня, как и у любого человека, есть свои недостатки и изъяны. И брак мой едва ли можно назвать идеальным.
– Он продлился сорок четыре года.
– Продлился. Но шесть лет мы жили врозь, и в течение того времени у нас были другие партнеры. Расстались мы по моей вине: я дал слабину и увлекся другой женщиной, одной из своих прихожанок. Это вызвало массу проблем и серьезно сказалось на моей карьере священника. Путь к воссоединению… то было необыкновенное путешествие. Трудное. И довольно мучительное. Но в результате мы потом прожили вместе еще двадцать удивительных лет. Потом – внезапно – она умерла. Герте было всего шестьдесят восемь. Как я обычно говорил прихожанам, которых постигла трагедия, нам не дано предугадать, что уготовано нам Господом.
– Вы действительно полагаете, что это Его десница «покарала» вашу жену?
Дитрих улыбнулся:
– Мне приятно, что вы владеете языком Ветхого Завета. У меня нет стопроцентной уверенности в том, что это именно Он, всевидящий, всем управляющий Господь, решает наши судьбы. Для меня Бог – более сложное понятие. Знаете, еще Монтень писал: все мы должны смириться с тем, что жизнь непознаваема.
– Я считаю, что можно быть одновременно верующим и думающим человеком.
– Но самой вам так и не удалось проникнуться идеями веры? – спросил Дитрих.
– Да нет, вера во мне сильна… вера дает стимул жить, идти вперед. Но сейчас, сколь бы мне ни хотелось пасть на колени и молить Его о том, чтобы Он вернул мне мужа, я уверена, что буду говорить сама с собой.
– Тем не менее сегодня вечером я буду молиться за вас… за ваше путешествие в одиночку по этой
– И что вы пытались доказать, разъезжая по бездорожью Сахары? Общались с Богом?
Дитрих снял очки и потер глаза.
– Со своим одиночеством.
