Никита Ларский вычитал о перинах в какой-то древней книге и обзавелся таким лежбищем, но никому об этом не рассказывал. Когда утопаешь в самом ее центре, берешь в одну руку бокал шампанского, а в другую книгу, то легко можешь представить себя корольком маленькой сказочной планеты. А не следователем прокуратуры, которому подбрасывают одну дерьмовую историю за другой, а премии, погоны и награды только со скрипом и бесконечной бюрократической тягомотиной.
Вот повесили на Ларского проклятого изоморфа, и что с ним теперь делать?
Остается только депортировать на Орфорт. Хотя у этого бледноглазого урода есть ответы, которые комитет межпланетарных расследований хотел бы получить.
Нет никаких механизмов, чтобы обязать представителя другой расы отвечать на вопросы ни в качестве свидетеля, ни даже обвиняемого. Убить и то проще.
Каждая вшивая планетка печется о своей расовой безопасности. Поднимают жуткую шумиху в совете Федерации по каждому пустяшному поводу. Хотя вся их безопасность утекла бы в космическую задницу, не будь землян и инсектоидов, в простонародье – тараканов.
А Орфорт даже и в Федерацию не входит, изоморфы вообще закрыты для контактов, но под действие общих законов подпадают. Флаа-старший дал понять своим змеиным шипением, что обратится в Совет Федерации, если его щеголеватого отпрыска задержат или передадут инсектоидам без достаточных на то оснований. Вот и валандайся теперь с их правящим семейством. И с холодной тварью – Ру Флаа.
Даже от его голограммы Никите было зябко.
Не иначе холод у них уже наступил. Не удивительно, что бравый капитан увильнул от дачи полных показаний. Такую тварь вспомнишь в деталях и предполетную проверку не пройдешь. Любопытно, как он теперь собирается ее пройти? От уверенности капитана второго ранга шел крепкий взяточный запах. Нюх на это у Никиты был идеальный. Но провернуть такое дело было, на его взгляд, невозможно.
Внезапно на экране правой панели стола ожили и стали тесниться данные передвижения в камере изоморфа.
Движение было беспорядочным, и удивленный Никита затребовал полное изображение. Сейчас Ирт и вправду быстро перемещался вдоль периметра ограждающего поля. Слишком быстро. Зачем? Он прекрасно знает, что не в силах преодолеть барьер собственной мобильной камеры.
Резкий поворот головы плантиморфа, и Никита увидел прилипшую ко лбу черную прядь и бешенство в почерневших от раздувшегося зрачка глазах.
И тут ожила правая панель – дела местные, не инопланетные. Под его личным контролем. Никита прикоснулся к ней рукой, присмотрелся к выросшей голограмме и выматерился.
Черная водолазка была вся залита кровью, нос сломан, глаз исчез в кровавом подтеке. Трансляция была отличной, даже хриплое дыхание и свист пробитого легкого, в которое кто-то вогнал по рукоять нож, был очень убедительный, почти предсмертный.
Но до смерти было далеко, потому что с ножом в груди ошалевший от крови Майкл Стэнли вколачивал кулак с каким-то зажатым черным обломком в лицо парня, чья левая скула уже превратились в сплошное месиво.
Такой глупой выходки от лидера треклятого братства запредельщиков Никита совершенно не ожидал. Не его формат – искать кровавых потасовок от безделья. И не причина наблюдать за ним.
Генерал-майор уже собирался отключиться от этой ерунды, тем более что около развлекавшейся парочки дежурило на всякий случай несколько зевак, а над экскурсионной платформой висел прибывший по сигналу об очередной поножовщине транспортировщик с реанимационным и регенерационным комплектами.
И тут противник Стэнли – парень в костюме когда-то бежевого цвета – вывернул руку в кроваво-черной водолазке, отпрянул в сторону и, пнув Майкла ногой, в мгновение оказался сверху.
Синие глаза лихорадочно сверкали, можно сказать – искрились безумием.
– Чертов капитан!
Правая панель тревожно запищала.
С трудом оторвав взгляд от едва живого Граува, пытающегося придушить и без того хрипящего Стэнли, генерал увидел другое, искаженное яростью и отчаянием лицо.
Таким изоморфа Никита раньше не видел.
Он по-прежнему двигался: то приближался к ограждению, то удалялся, пару раз резко ударил в силовое поле руками, словно проверяя его на прочность. Человеческая форма потеряла устойчивость. Ирт то делался тоньше и выше, то его плечи расширялись, становились покатыми и тяжелыми. На
