Клон, ничем не отличающийся от встретившего их в холле, с таким же багровым штампом на виске у кромки волос, уже обходил стол с искрящимися на свету бокалами холодного шампанского.
– Жак Дарбеню, – представился один из понтовщиков с вытянутым лицом и обширной небритостью.
– Лещинский, – коротко бросил второй с причудливыми хвостиками, уложенными вокруг головы.
С этого расстояния Никита заметил, что в основании стянутых пучками волос поблескивают золотистые искры.
Ларский впервые видел их за столом, и оба показались какими-то отстраненными, не похожими на настоящих игроков в баккара. То есть на него.
– Что ж, продолжим, господа, если позволит дама?
Она благосклонно кивнула, и Стренберг подал знак клону-наблюдателю, стоящему чуть сбоку от него с длинной лопаткой для карт.
– На банке триста тысяч кредитов, – ровным бархатным голосом сообщил клон.
Два других участника посмотрели выжидательно на Ларского и Маргарет, приглашая их, как вновь прибывших, испытать удачу. Возможно, сами порядком проигрались и надеялись, что смена ландшафта игры развернет везение к ним лицом.
– Принято, – сообщил Ларский, чувствуя, как мерно разгоняется сердце.
Три столбика оранжевых фишек материализовались в секциях банка и игрока. Нужды в денежных символах не было, но они создавали антураж. Все расчеты происходили виртуально, и финансовые возможности игроков изначально были раскрыты системе казино, которое ходило под законом о недопустимости проигрыша до полного обнуления счетов игрока.
– Сотню тысяч на банк, – резко бросил француз.
Лещинский сидел неподвижно и молчал, не желая ни играть, ни делать ставки.
Иосиф переместил руку, точнее отрезанные чернотой пальцы к сабо, и карта легко выскользнула из узкой прорези.
Клон точным движением лопатки передвинул ее в сторону Ларского. По испещренной разметкой поверхности камня карта скользила, как по льду. Никита накрыл ее ладонью и проводил взглядом следующую карту, отправившуюся к Иосифу, потом дождался свою.
– Могу ли я посмотреть, что тебе выпало, – Маргарет наклонилась так близко, что ее волосы щекотали ухо.
Ларский покосился на нее, не зная, что ответить и что ожидать от такой напарницы. Она могла бы просто поставить за или против, но предпочла в полной мере отдуваться за его неудачу или нажиться на удаче. Обычно он старался не иметь дело с женщинами, склонными отправлять мужчин на ринг биться за их честь, деньги или красоту, ему казалось, что они подобны античным лаборанткам, проводящим опыты на запертых в клетке мышах.
Лиза никогда бы так не поступила, она казалась мучительно, до осатанения правильной. А лаборантка, сидящая рядом с ним, была слишком хороша, чтобы Ларский просто сбежал с ринга.
– Давай в следующий раз.
Она насмешливо дернула уголком рта, но спорить не стала.
Никита любил игру. Ему нравилось легкое скольжение карт по столу, напряжение, которое натягивалось, как струна, от участника к участнику, когда понтующий переворачивал карту, и все присутствующие замирали в ожидании его решения. Нравилось посещать разные столы казино, где баккара проигрывалась на любой вкус.
В Мягком зале играли классику, наслаждаясь комфортом кресел, солидной тишиной, виски и короткими заранее прописанными репликами. Там не было никаких зевак и на каждого понтующегося приходилось обычно по три игрока.
В Аллейном зале баккара превращалась в шумное, разнузданное мероприятие, где все участники могли видеть карты стороны своих ставок и комментировать происходящее, единственно, не называя карты ни прямо, ни намеком. Этот зал был до краев полон эмоциями, поэтому там все непрерывно пили и ели, а иногда и дрались, обвиняя друг друга в излишней болтовне или глупости. В Аллейный зал в основном ходила молодежь, и ставки там были невелики.
В Песочном зале, также как в Гротовом и Изумрудном, игра кроилась под разные вкусы с большой осторожностью, балансировала между жесткими, пошагово прописанными правилами и небольшими, со вкусом исполненными отклонениями от них. Главную скрипку здесь играл банкомет, он не просто исполнял обязанности или проводил игру, он принимал гостей, жаждущих испытать удачу, и общался с ними.
Ларский приподнял карты.
Тройка и туз – выбор был совершенно очевиден. В сумме четыре. Чтоб добрать до вожделенной девятки, в идеале еще нужна пятерка.
– Карту, – проговорил он.
– Не дотягиваете до пяти, дружище? – доброжелательно и проницательно улыбнулся Стренберг и вытряхнул для него карту.
Крупье слишком хорошо знал манеру Ларского.
Действительно, если из полученных за раз карт в сумме получалось бы больше пяти, брать третью было слишком рискованно, перебор выше девятки в баккара был верным проигрышем, даже единица банкомета на тузе его бы перебила.
– Если в первом заходе не выпадает сразу больше шести, то надежда выиграть – невелика, – рассмеялся Дарбеню.
