Командир транспортника посмотрел на него сожалеющим и добрым взглядом и не стал говорить, что именно он думает о людях, предпочитающих пить коньяк, а не технический спирт для промывки форсунок.
Воссоединение экипажа уже произошло, и транспортник успел еще несколько раз сменить свое местоположение в Галактике. Сейчас он болтался где-то в межзвездном пространстве, продолжалось это долго, и что будет дальше – не знал никто. Ярила Мурманский и Линс Макнери сидели в командирской каюте и коротали время за распитием спирта. Борт-инженер и пилот играли в рубке в фишки, то и дело посматривая на пульт в надежде на то, что корабль вновь станет поддаваться управлению. Араф помогал каптенармусу выбрасывать в космос некондиционную капусту. Капуста не хотела улетать от корабля и держалась рядом, мешая рассматривать изображение на экране внешнего обзора. Связь отсутствовала. Правда, во мраке всего этого негатива виднелось и светлое пятно – чудеса на транспортнике практически сошли на нет. Сами собой открывающиеся двери, внезапно появляющиеся и так же внезапно исчезающие дырки в переборках и ничего не отражающие зеркала в туалете в счет не шли. То же касалось и рассыпавшейся пылью туалетной бумаги – в конце концов, можно было обойтись и без нее.
Разумеется, больше всего давила на психику неопределенность. Плюс вынужденное бездействие. Плюс осознание невозможности повлиять на ситуацию. Плюс стенания Арафа. Но со всем этим можно было справиться. Подавить. Переключить внимание. Погрузиться в себя. Чем-то заняться.
Именно поэтому командир транспортного корабля Службы дальней разведки и капитан грузопассажирника Космофлота и баловались техническим спиртом – никаких других крепких напитков на транспортнике не было. И, конечно же, всех, кто находился на космическом судне, поддерживала мысль о том, что вечно так продолжаться не может. Хотя мысль эта была весьма спорной.
– Коньяк легче идет, – повторил Макнери, прожевав капусту. – И повкусней будет. Букет там… ну, то есть ар… аромат… – ему приходилось прилагать усилия, чтобы шевелить неповоротливым языком.
– Это дело привычки, – заметил Ярила Мурманский. – Еще два-три стакана – и вы прочувствуете всю прелесть технического спирта. Вам откроется совершенно новый мир ощущений!
– Чуть поз… позже, – сказал Макнери. – Организм дол… должен приспособиться. Он у меня зат… заточен, в основном, на коньяк, и ему необходимо время на пере… стройку. Вы должны меня понять, Яри… Ярила.
– Я вас прекрасно понимаю, Линс! – воскликнул Мурманский и придвинул к себе канистру со спиртом. – Поэтому пока вам не наливаю. Подождем адаптации. А вот уж тогда…
– Нет, вы мне налейте, – возразил Макнери. – Пусть постоит, ведь не протухнет же? И как это хорошо, когда тебя понимают. Я бы сказал, что понимание – один из главных элементов счастья. Если подходить с общефилософских позиций.
Капитан «Пузатика» сразу и не сообразил, что перестал запинаться. В теле ощущалась необычайная легкость, и хотелось немедленно сделать что- то замечательное, способствующее всеобщему прогрессу. Но Макнери взял себя в руки и вцепился этими самыми руками в подлокотники кресла, чтобы не натворить каких-нибудь хороших дел и тем самым нарущить равновесие Вселенной.
– Да, понимание – очень нужная штука, – кивнул Мурманский и отработанными движениями перелил часть содержимого канистры в стаканы. – Мы об этом в повседневной жизни как-то не задумываемся, а вот мне пришлось однажды задуматься. Крепко задуматься. Если хотите, могу рассказать.
– А почему бы мне и не хотеть? – удивился Макнери, чувствуя что его тело готово взлететь, словно на транспортнике вдруг наступила невесомость. – Я всегда открыт к познанию нового!
– Ну, тогда слушайте, – сказал Ярила Мурманский и отхлебнул из стакана с таким видом, словно там был не спирт, а молоко. – Реальная история, и приключилась она шесть лет назад, в девятнадцатом. Конкретного места, разумеется, указывать не буду – не имею права. Но дело было, как вы сами понимаете, в нашей Галактике. Именно мой транспортник туда, на эту планету, которую я не называю, и ходил. Финансирование уже и тогда было аховое, поэтому на борту присутствовали всего двое ученых, они же – пилоты разведочных мобилей. А когда они там совсем замотались, подключились мои ребята, Саня с Димой. Летали туда-сюда вместе с учеными. Пропадали целыми днями, возвращались в лагерь никакие… Да-а… – Мурманский вновь глотнул спирта. – Планета была обитаемой – правда, о высоком уровне развития речь не шла, – но никак они не могли добиться взаимопонимания с аборигенами. Хотя пользовались церебротрансляторами, как положено. Ученые вечерами сидели в кают-компании, обменивались мнениями – ну и я там присутствовал, спиртом их отпаивал. И дело было вот в чем: прилетают мои ученые в какое-нибудь селение, выходят из мобиля и ждут, когда к ним подойдут, окружат, примутся расспрашивать… Но не тут-то было! – Мурманский стукнул кулаком по столу. – Аборигены посмотрят на них издалека, да и возвращаются к своим делам: прополке, там, возне с сетями у озера, текущему ремонту жилищ, мытью-стрижке да разговорам друг с другом. Причем не только взрослые, но и детишки не обращают на моих ученых никакого внимания. Будто к ним каждый день экспедиции Дальразведки прилетают. Более того, трансляторы-то ловили обрывки разговоров, анализировали словарный запас – и о чем, как вы думаете, эти аборигены говорили?
– Понятия не имею, – пожал плечами Макнери.
Он больше прислушивался к собственному организму, чем к рассказу Мурманского, и по некоторым признакам постепенно приходил к убеждению о том, что в скором времени будет запросто глотать технический спирт, как это делал командир транспортника Т-24СДР.
– Да о чем угодно, только не о нас, апатит-твою-хибины! – воскликнул Мурманский. – Обсуждали виды на урожай, сетовали на то, что рыбы меньше стало, намеревались отправиться в поход за какие-то там холмы, болтали о погоде… Понимаете, Линс, создавалось такое впечатление, что они внезапно
