перестали видеть этих ученых. Но отнюдь, Линс! Всё они прекрасно видели! Ученые мои не раз пробовали вступать в беседу – и да, аборигены прерывали свои разговоры, вежливо выслушивали всякие объяснения насчет Межзвездного Союза, обитаемых миров, Дальразведки, поисков разумной жизни… Улыбались вежливо, шельмецы, глазки свои янтарные щурили… И возвращались к своим пересудам о погоде, детских проказах и кулинарных рецептах. И что ты с ними поделаешь? Не вытанцовывался контакт, хоть ты тресни! Плевать им было на нас и на Межзвездный Союз! – Мурманский чисто машинально сделал еще один глоток. – Как сейчас помню, сидит этот бородатенький, Петей его звали, и говорит своему коллеге, тоже бородатенькому: что-то, мол, не ладится у нас. По-моему, говорит, Луис, нам с тобой этот орешек не по зубам. Не для наших, мол, мозгов загадка. А я сижу, слушаю, и только спиртик им подливаю. Между прочим, – Мурманский покрутил своей посудой перед носом Макнери, – Пете подливаю именно в этот стакан, он у меня любимый, бессменный.
– Кто? Петя? – удивился капитан «Пузатика».
– Какой Петя? – оторопел Мурманский. – Стакан, Линс! Стакан любимый, я из него столько выпил, что и не сосчитать. Он у меня типа талисмана. Стакан-талисман! А Пете я его поставил, чтобы подбодрить парня.
– Извините, Яр, – смущенно сказал Макнери. – Я не так понял.
– Бывает, – улыбнулся командир транспортника. – Кстати, это, опять же, к вопросу о понимании. Да… Подливаю, значит, я им спиртик, но помогает мало. Вроде и спокойные такие ребята, но, видно, достала их ситуация по самое не могу. И что вы думаете, Линс? Той же ночью этот слегка вмазанный Петя взял боевой пульсатор и отправился к аборигенам, чтобы поговорить начистоту. Пальнул пару раз по неорганике, чтобы припугнуть – и вызвал-таки их на разговор. Он все это при мне рассказывал Луису, так что я в курсе.
– И что же они ему сказали? – полюбопытствовал Макнери.
– Он, этот Петя, только один вопрос им и задал: неужели, говорит, вам все равно, что сюда пожаловали гости с другой планеты? А ему в ответ всякая ерунда посыпалась. Я все это хорошо запомнил, у меня после употребления спирта память обостряется – будь здоров! Так вот, начали они нести какую-то хрень. Один абориген ответил, что после того, как наши ученые туда прилетели, зацвела какая-то «туболга». Я так понимаю, растение местное. Какая-нибудь местная кукуруза. Второй поведал, что каждую ночь, ровно в час скорбогрезы – это транслятор так выразился – наш транспортник находится точно под белой звездой… И ведь не шутили, пульсатора-то они уж точно испугались. А третья, женщина местная… Представляете, Линс, она тоже сказала, что, конечно же, ей не все равно. Мол, теперь ей понятны слова великого учителя о стуке в солнечный день. В общем, абсолютная нелепица. При чем тут наше появление, какое такое отношение к их кукурузе оно имеет? Никакой логики!
– Что есть логика? – расслабленно вопросил Макнери.
– Вот именно, Линс! – воскликнул Ярила Мурманский. – В точку, апатит-твою-хибины! Именно о логике мои бородатенькие ученые и пустились рассуждать! Луис этот и говорит: просто, говорит, логика у них иная. Иной строй мышления. Возьмем, говорит, вот такое утверждение: я женился. То есть предположим, что женился. То есть не я, а он женился, Луис этот.
– Да я понял, – вставил Макнери.
– Вот! – Мурманский опять отведал спирта. – Это ведь, говорит, будет восприниматься, как некое событие? Тот Петя, разумеется, кивает. А Луис продолжает, весь уже от спирта красный: да, говорит, для меня это событие, и для тебя тоже. А возможно, что по иному отсчету, по отсчету иной логики, это еще не событие. Это лишь малая ступень на подходе к самому событию. Например, говорит, вот я женился, и моя избранница запретила мне петь в ванной. Именно это, согласно иной логике, и является главным, и женитьба совершалась только ради этого. Или, говорит, другой пример: вот я ушел в отпуск и встретил на пляже некоего субъекта. И подумал, что тот весьма смахивает на этого… как его?.. на Дмитрия Паламарчука. Ну, вы в курсе, кто это такой. И не отпуск, мол, является событием, а эта встреча. А Петя аж задергался, тоже от спирта красный, да как заорет: выходит, кричит, наш визит они воспринимают совсем по-другому! Не так, кричит, как мы воспринимали бы на их месте! Потом перестал кричать и глубокомысленно так говорит: действительно, мол, малая ступень к настоящим событиям, которые у каждого – свои…
– Значит, сообразили все-таки ребята, – удовлетворенно кивнул Макнери.
– Сообразили, – подтвердил Мурманский. – И Луис, он был главным, принял решение работу прекращать и улетать оттуда. Не представляю, говорит, как мы с ними поймем друг друга – уж очень мы, говорит, разные. Петя заартачился – как это, мол, так? Отступать? А что аборигены скажут? Свалились с небес, поприставали со своими разговорами – и исчезли? А Луис ему: ничего, говорит, наше исчезновение для них будет всего лишь очередной малой ступенью. И Петя с ним согласился. Если по-нашему, говорит, то логично. – Ярила Мурманский откинулся на спинку кресла. – Вот такая, Линс, получилась у нас экспедиция.
– Занятная история, – оценил Макнери. – Да, понимание – великое дело. Я вот тоже: сколько раз говорил жене, что коньяк «Арарат» – великолепный напиток. Не понимает, хоть ты лопни! – Он сокрушенно покачал головой.
– Да, у женщин тоже своя логика, – сказал Мурманский, покручивая в руке стакан-талисман. – Похлеще, чем у тех аборигенов. А была еще и другая история… Правда, я там не присутствовал, да и случилась она лет триста назад, а то и больше. Тогда экспедиции еще сериями запускали – по четыре-пять в разные системы, не то что сейчас. И вот, как мне рассказывали, сразу на трех планетах обнаружили какие-то серые круги на земле, а над ними – колпаки силового поля, чтобы никто туда не лез. Ну, наши ребята все-таки полезли – средства для преодоления таких преград у них были, и поля оказались
