задели.
А из воздушного разведчика раздались новые рифмованные строки:
– Вот! – Умелец вынул лицо из чашки. – Везде! Наш длинноствольный поэт дело говорит.
– Это говорил Лермонтов, еще в Темные века, – внес ясность Спиноза.
– А как же, слышал о таком! – победоносно заявил груйк. – Беня Хипеж упоминал.
– А вот другой поэт Темных веков, Рябинин, говорил иначе, – продолжал супертанк.
– Именно! – с напором произнес Аллатон. – Надежный причал! А что такое причал? Место, куда причаливают. И если потом и уходят, то все равно время от времени возвращаются.
Дасаль вновь дернул плечом и сделал вид, что смакует кофе. А супертанк каким-то странным голосом произнес:
– Хотел бы я побывать на Уралии. Прокатиться по Челябе, посетить завод… Родной дом как-никак…
– Да, родной дом это родной дом, – задумчиво покивал Аллатон. – Если он сохранился…
…Фрегат совершил посадку на том самом военном космодроме «Вознесенск», откуда недавно уходил в экспедицию транспортник Т-24СДР. Техники экозащиты основательно все проверили и, в отличие от своих коллег на Лабее, не стали устраивать возвращенцам карантин. Маги Умелец и Спиноза попрощались с экипажем и покинули борт.
Еще на подлете к Земле состоялся очередной разговор с Дышкелом. Договорились о том, что участники экспедиции прибудут в Лисавет своим ходом, а уже в Академии наук их встретят. Супертанк спокойно мог обходиться без экипажа, поэтому маги и Дасаль забрались в него и покинули космодром. Карта местности у Спинозы, разумеется, имелась, да и до столицы было рукой подать – так что до Лисавета добрались без проблем. И когда уже потянулись мимо разномастные, ласкающие взор своими формами здания первых городских кварталов, Станис Дасаль вдруг попросил Спинозу сделать остановку.
– Я здесь выскочу, – сказал груйк. – Мне с головастиками тереть не о чем, лучше в порт двину – и дальше заряжу по своей программе.
Маги не стали уговаривать его ехать в Академию – понимали, что Дасаль вовсе не горит желанием встречаться с учеными после всех дел, что он натворил на Гренделе.
– Там вроде мне премиальные положены, за выдающийся вклад и все такое, – продолжал Умелец. – Ну, и суточные, и прочее… Так вы за меня получайте и делите между собой, я обойдусь. И за консультации ничего брать не буду – пусть головастики считают это моим вкладом в развитие науки.