– Вполне возможно, – сказал Аллатон.
– Возможно. Вполне, – изложил свою точку зрения Хорригор. – Такой вывод тоже, по-моему, заслуживает занесения на скрижали. Золотыми буквами.
И вновь слова о скрижалях прошли мимо слуха деятеля союзной Академии наук.
– Но если некая сила тянет транспортник за трансформировавшейся Основой, то он может рухнуть на валы! – вдруг вскричал Дышкел. – Не совершить посадку, а именно рухнуть! Со всеми трагическими последствиями!
– Ну, это вряд ли, – успокоил его Аллатон. – Валы приняли то, что некогда вышло из них – Основу, пропитанную магией. Транспортник – чужеродное явление для валов. Зачем он валам? Но даже если вы правы, что вам мешает принять меры предосторожности? Зная, что корабль тут появится, можно перехватить его на подходе к Можаю, а то и в атмосфере. Есть же у вас такие средства?
– Средства-то есть, – нервно ответил ученый. – Но вдруг он выскочит за десяток миллионов километров от планеты, а потом вновь провалится и впечатается прямо в валы?
– Разместить вокруг валов антигравитеры, – подсказал Спиноза. – И никто никуда не рухнет.
Дышкел одной рукой потер лоб, другой потеребил бороду – и лицо его просветлело.
– А ведь действительно… Нужно срочно организовать установку антигравитеров! Коллега, вы достойны занесения на скрижали истории!
– Мне хватит устной благодарности, – отказался Спиноза. – И даже не обязательно в первом квартале следующего года.
Впрочем, Дышкел его не слушал. Он уже звонил кому-то по комму и отдавал распоряжение насчет антигравитеров. А потом с утомленным видом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Но уже через несколько секунд встрепенулся, вновь принял деловитую позу и сказал, глядя на магов:
– Будем считать, что этот вопрос мы утрясли. Хорошо бы еще утрясти и проблему валов… – Лицо его стало задумчивым. – Валы… Что они таят в себе? Как туда проникнуть? Это был бы такой прорыв, такой прорыв…
– Что да, то да, – кивнул Аллатон.
– Ни на какие скрижали не влезло бы, – добавил Хорригор.
– Ради такого мы создали бы еще один Зал славы, – вкрадчиво произнес ученый. – И там, на всех стенах, – только имена первопроходцев в глубины валов. Огромными буквами, такими золотыми, что дальше некуда. – Он сделал паузу и просительно взглянул на магов. – Может, еще раз попытаетесь проникнуть в валы, уважаемые коллеги? Ради прогресса и процветания. Во имя и во благо. Придумайте, как обойти этот сверток непосед, чтобы не трогать скомпактифицированные измерения.
– Легко сказать, – усмехнулся Аллатон. – Боюсь, это невыполнимая задача. Для нас невыполнимая. И я уже об этом говорил. А вот поиском Огненного источника я бы, пожалуй, занялся.
– Нет у нас в планах никакого Огненного источника, – вздохнул Дышкел. Вид у него был такой разочарованный, словно он только что узнал о невозможности определить точное значение числа «пи». – И вы такого же мнения, уважаемый коллега? – Этот вопрос был адресован Хорригору. – Вы тоже пасуете перед валами?
– Я не пасую, – буркнул иргарий. – Но есть задачи, которые не имеют решения. Во всяком случае, мы с Алом такого решения не видим. Непоседы, судя по их деятельности, были посильнее нас обоих. Да и что вы, собственно, уперлись в эти валы? Ведь и так уже известно, что они сооружены для создания Ролу Гона – Северного Ветра.
– А если это только одна из их функций? – возразил Дышкел. – Да и вообще, неужели вам не интересно посмотреть, как там все устроено?
– Интересно, – кивнул Хорригор. – Но я на этом не зацикливаюсь. В мире вообще много интересного, и все объять невозможно.
– Но если ваши научные кадры, – добавил Аллатон, – все-таки смогут теоретически доказать возможность проникновения в валы в обход свертка непосед, лично я готов проверить эту теорию на практике. И поделиться с этими выдающимися умами огурцом Паламарчука.
– А я – яблоком Ньютона! – поддержал коллегу Хорригор.
Стимс Дышкел издал протяжный, с пристаныванием, вздох, сгорбился в кресле и погрузился в уныние.
И тут вновь заговорил Бенедикт Спиноза, и слова его были подобны раскатам грома над безнадежно знойной пустыней, никогда не ведавшей о том, что такое дождь.
– Господа, – сказал он, – я могу попробовать проникнуть сквозь сверток непосед, не разворачивая его. Я долго прислушивался к себе, проверял себя и теперь окончательно убедился в том, что во мне произошли изменения. Поскольку, как я уже говорил, я перестал считать себя поэтом – и это тоже одно из последствий, – я процитирую истинного поэта. То, что сказано в Темные века Валерием Брюсовым, в полной мере можно отнести и ко мне:
