— А! Не знаю! Что ты сама заказываешь?
— Самое дорогое! — засмеялась Марина.
— Погоди…
Тут до меня дошло.
— Они алкогольные?!
— Манюш, тебе вредно носить эту монашескую юбку! Она влияет на твои мысли!
— Я буду колу!
— Что-о?!
— Я буду колу со льдом и лимоном.
Марина покрутила пальцем у виска, а потом схватила меня за руку и подтащила к стойке.
— Ладно, — прокричала она мне на ухо, — я тебе закажу колу! Не забудь оплатить наши напитки! И раз ты не умеешь веселиться, сиди тут. Видишь вон того парня?!
Она указала на высоченного бородатого испанца, который стоял на месте, вскинув руки над головой и хлопая в ладоши.
— Симпатичный…
— Он подкатил сюда на классной тачке. Хочу его закадрить! Пойду на танцпол, а ты сиди и наблюдай! Скажешь потом, смотрит он на меня или нет! Поняла?
Я кивнула. Вообще-то мне хотелось танцевать. Тем более диджей, который стоял на возвышении, похожем благодаря штурвалу на капитанский мостик, запустил целую серию португальских хитов, а я их обожаю, хоть и не понимаю ни строчки. Густаво Лима и его «Че-чере-рече»! От этой мелодии сердце начинает стучать так сильно, словно ты сплавал за пару минут до буйков и обратно, а то и вовсе заплыл за буйки. Ох, как же трудно усидеть на месте! Но когда я рисковала ослушаться Марину? Буду сидеть тут («Че-чере-рече, че-чере-рече!»). Подпевать буду. На испанца поглядывать.
Но таращиться на испанца долго не вышло. Чего на него смотреть: ну красавец, ну хлопает, как детсадовец, в ладоши. Гораздо интереснее было глядеть на тех, кто танцевал вокруг него!
Я заметила зеленоволосую девушку с целой кипой воздушных шаров и парня с огромным рюкзаком. Интересно, удобно ему танцевать? Другая девушка была в платье ещё короче Марининого, а когда развернулась ко мне в профиль, то стало видно, что она ждёт ребёнка! Рядом с ней крутилась, как волчок, девушка с седыми волосами. В её ушах покачивались серёжки, больше напоминавшие повисших пиявок. Может, это и правда настоящие пиявки?! На танцполе плясал даже дедуля в гавайской рубашке, а борода у него была раздвоена и сверкала в свете софитов. Но я забыла о дедуле, когда мой взгляд упал на его спутницу. Коротко стриженная, с пучком дредов на затылке и огромными очками-стрекозами на лбу. А было ей, наверное, за шестьдесят. А то и за семьдесят!
Я попробовала всё это представить в Москве. И вдруг поняла, что тут никто не скажет: «Смотри, беременная в коротком платье! И как ей не стыдно?!» Или: «Вот бабка! Ей на пенсию давно пора, а она дреды себе сделала!» Тут не принято бросать осуждающие взгляды. И как хорошо… Ведь никто не заявит: «Глянь, вот балда! Нацепила длинную юбку и притащилась на дискотеку». Как хорошо чувствуешь себя там, где все принимают друг друга такими, какие они есть…
— Видала?! — гаркнула мне в ухо Марина, которая, как всегда, подкралась незаметно. — Беременная! А в платье короче моего! А седую видела?! Я никогда так в жизни не стану краситься!
— Ну и что! — неожиданно для самой себя возразила я. — Если им так нравится, то и пусть!
— Да ладно! — изумилась Марина. — Это ж фрики какие-то! Мне смешно!
— А мне — нет, — отрезала я. — Не собираюсь ни над кем смеяться.
— Нереальная зануда, хуже моей сестры! Ты лучше скажи, испанец-то смотрит?
— Куда он от тебя денется…
Но Марина, не дослушав, уже испарилась.
«Молодец», — шепнул город.
«Ты о чём?» — с подозрением спросила я.
«Сама знаешь. Тебе „пятёрка“».
«Лучше бы кавалера мне нашёл, чем оценки раздавать!»
«А, это можно!»
«Эй, я пошутила!»
Зазвучала новая мелодия. Я подпрыгнула на месте, едва не расплескав колу, которую бармен наконец поставил передо мной, придавив бокалом счёт. Мишель Тело! «Бара-бара-бара». М-м-м! Как же я люблю этого улыбчивого португальца! И он гораздо скромнее блестящего во всех смыслах Густаво Лимо. В
