опустошенное уже сознания.
Весь мир переворачивался слишком быстро, не оставляя ему ничего, только руины и трупы с обломками каких-то наивных надежд.
Никто больше не стрелял. Тихо, так тихо, будто он уже умер.
Вокруг лишь шок, а он смотрел на всех, стоя на одном колене у тела той, что вынашивала его сына. Этого уже не существовало, лишь там где-то в прошлом…
Что бы он теперь не сделал, всему был конец и ему самому тоже.
Встав на ноги, он бросил последний взгляд на шокированную толпу и как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, теперь уже понимая, что идет навстречу смерти.
— Сэт, не надо! Я люблю тебя! Я прощаю тебя! — кричала Наташа в последней надежде, безжалостно пиная брата.
Сэт не остановился, он хотел умереть, он чувствовал, что уже умер там где-то, внутри, но все же обернулся, что бы увидеть ее в последний раз, раз уж чувства к ней были единственным живым в нем самом.
Что-то будто щелкнуло, пробуждая панику в глубинах сознания, все еще чуткого до интуиции и звуков.
Она пыталась протянуть к нему руку и что-то кричала, но он ее уже не слышал, вновь оборачиваясь к храму.
Горячий воздух, как дыхание дракона и тут же пламя, не свет белых магов, а черное пламя проклятья…
Вот и все, что ему осталось.
23
Пару строк о будущем…
Нет, так не пойдет. Ты давай не о бездне думай, а о себе. О том, кто ты такой. И что теперь делать. Вариантов не много, выбирай.
Отчаянье обманывает чаще, нежели надежда.
? Максимус, это Свэйвс, — донеслось из телефонной трубки, — я по поводу Сэта…
? Я не разглашаю…
? Фин! Прекращай, ему грозит трибунал и думаешь его пощадят?!
Максимус отчаянно выдохнул.
— Думаю, нет…
— Он вообще жив?
— Пока да…
— Какова вероятность, что он выживет?
— Не знаю, его готовят к операции.
— Свяжись со мной по завершению операции, если хочешь, что бы я ему помог.
— Понял, коротко ответил врач и тут же положил трубку, не дожидаясь ответа.
Он не знал, что ему делать. Все эти годы ему удавалось оставаться лишь врачом, кем бы ни были его пациенты, но теперь, если он так и останется просто врачом, то обречет единственного друга на смертную казнь.
Он явно что-то хотел сказать, пристально глядя единственным уцелевшим глазом, отчаянно пытаясь поймать за руку врача.
— Что? — спросил Максимус, склонившись, над обожжённым изуродованным телом друга, уже в операционной, где ничем не защищались обнаженные кости его левой скулы.
— Убей меня, — едва слышно проговорили почти уцелевшие, но опалённые губы.
Максимус прикрыл веки, оставляя это вместо кивка, обдумывая эту просьбу, наблюдая, как упрямый мальчишка, пытается сохранять сознание, даже
