Он вновь вмял сигарету в блюдце. Он уже давно понял, что его воротит от всего, что спасало прежде, как от сигарет, но привычка брала верх, заставляя в очередной раз искать облегчения в бессмысленном.
? Я знаю, что ты не отпустила бы меня… наверняка не отпустила бы, если б не спала и если б я рассказал тебе все, как говорю тишине… Я просто надеюсь избавиться от этого убивающего меня чувства…
Он закрыл глаза.
? Я люблю тебя… все еще… наверно… а если не люблю, то я действительно лишь тело, а душа моя уже мертва… или гнила… не знаю…
Он измученно впился пальцами в собственный лоб.
? Я только надеюсь…
С этими словами он сполз с кровати на пол.
? Нет, вру… я ни на что не надеюсь… просто ты надеешься, а я через силу хочу хотя бы попробовать оправдать твои надежды… ведь она ты из нас двоих еще что-то чувствуешь…
Убрав от лица руку и откинув голову назад, он долго просто смотрел в потолок.
Скользнула тень от фар куда-то едущей по двору средь ночи машины.
? Все ускользает от меня сейчас… и я не способен ничего удержать… Я не достоин тебя… и наверно, никогда не был достоин, но прежде я хоть питал надежды нагнать тебя, а теперь… Я теперь даже имени не имею… воли и желаний то же…
Он протяжно выдохнул, продолжая смотреть в потолок.
? Будто тот, кто убил меня, тянет за собой… Максимус говорит, что это лирика и я просто сам себя убиваю… И знаешь… Он конечно прав, но я не могу иначе…
Он стиснул зубы до боли, исказив правую сторону лица в болезненную гримасу.
? Если он хотел меня убить… Это Вересов… я знаю его, он бы не промахнулся… он бы убил…
Опять выдох.
? Хотел просто наказать?
Болезненный стон.
Он обнял колени и стиснул зубы еще сильнее.
? Я не понимаю и не могу это забыть, поэтому я иду туда… туда, где нет жизни в мир мертвых…
Он молчал сказать хотелось еще много, но ей, а не стенам, а она спала. Спала слишком мирно и сладко, что бы нарушать ее сон.
Он встал, стремясь одеться и тихо уйти, так же, как пришел.
Одевшись, он потянулся за рубашкой, но она все так же ее обнимала. Трогать не стал, помня, что где-то здесь еще должны были оставаться его вещи.
Рубашка нашлась другая в шкафу, там, где он ее и оставлял. Злилась, но не выкинула, видимо действительно любила так сильно, как говорила.
Уже в дверях, он обернулся.
? Знаешь, я ухожу ради тебя… Нет не спасаю тебя от себя или… я просто хочу спасти того, которого ты любила… Если бы ты не любила, я бы никуда не шел… просто умер бы, но ты любила его… этого идиота по имени Сэт… я попробую вернуть его из мира мертвых…
Последние слова он прошептал совсем тихо, покидая комнату, полный боли, сожаления, воспоминаний и полутона решимости.
Надо было поспешить. Не так много осталось до рассвета, а до городских окраин путь не малый, предстояло еще разбить мотоцикл, где-нибудь там, что бы не бросать его в подарок сплетникам.
Когда Наташа проснулась, было еще темно. В комнате витал дым сигарет. Рубашка у груди пахла любимым.
Она растерянно села на кровати, постепенно понимая, что это уже не сон и на сон совершенно не похоже.
У ног блюдце, что вечно обращалось пепельницей, старое, мрачное и прокуренное.
Он был здесь. Был по-настоящему и теперь ушел, наверняка навсегда.
Ей оставалось только кричать изо всех сил в голос, от понимания того, что она потеряла свой последний шанс понять того, о ком думала почти всю свою жизнь с самого детства.
На границе неба и земли замирал рассвет, таким несмелым проблеском света сквозь туман. В городе его едва ли было заметно, но он уже зашел за черту банальных строений. Этот путь, возможно, был последним. Тусклый свет умудрялся слепить глаза, после кромешного мрака. Для него это был повод обернуться, чтобы не обвинять себя самого в малодушии и слабости. Он очень хотел увидеть это место, возможно в последний раз. Он обещал вернуться в мир, в котором он уже давно мертв, причем мертв дважды, но обещал. Все же он даже хотел вернуться, но не мог быть уверенным, что сможет найти обратный путь.
