Хотя… черт его знает: соли они вместе съели — и на солонку не наберется, так что о том, чтобы душа нараспашку — и думать нечего.
Глава 18
Закончив следствие в станице Машковской, собрав материал, Дудник вместе с Атласом поехали в Вешенскую. В Вешенской в ту пору работала комиссия крайкома, ей Дудник и передал все «дела». Рогозин-Жыдкой, входивший в эту комиссию, о Шолохове не напомнил: видать, сам занялся этим писателем и дознался всего, что было нужно. И, как говорится, баба с возу — кобыле легче.
— А что, Артемий, — предложил вдруг Атлас, когда они вечером, завершив свои дела, сидели в отведенной им комнате в доме для приезжих. — Давай сходим к Шолохову.
— Зачем? — с удивлением уставился на него Дудник.
— Да как же: такой писатель! — воскликнул Атлас. — Когда еще выдастся такой случай!
— И что мы ему скажем? А главное — что он о нас подумает?
— Как что? Скажем, что читали, что очень нравится. Спросим, когда выйдет окончание «Тихого Дона»… А что еще? Ничего он не подумает.
— Ну, ты, положим, Шолохова читал, а я-то… Я-то ведь не читал, — недоумевал Дудник, которому никогда бы в голову не пришло идти к какому-то писателю, или артисту, или еще к кому, хотя бы и трижды знаменитому. — Я-то что ему скажу?
— Да ничего говорить не надо! Вот чудак! Я сам скажу, а ты… ну, послушаешь, посмотришь: интересно все-таки.
— Ну, так и сходи сам. Я-то тебе зачем?
— Да как-то одному неловко, — замялся Атлас. — Вдвоем лучше было бы.
— Ладно, пойдем, — согласился Дудник после недолгого раздумья, решив, что Атлас имеет в виду свое еврейство, а про Шолохова поговаривают, будто он евреев недолюбливает. Опять же, Атлас — он какой-то странный человек, хотя странности его не вызывают подозрения или неудовольствия, а скорее удивление и даже некоторую симпатию… Что ж, можно и сходить. Его, Дудника, от этого, как говорится, не убудет.
И едва смерклось, они отправились к дому Шолохова.
В довольно большом двухэтажном доме свет горел почти во всех окнах. Дорожки перед домом очищены от снега, под козырьком высокого крыльца горит фонарь. Едва Дудник и Атлас приблизились к калитке, во дворе залаяла собака, но не злобно, а как бы предупреждающе. Дудник пошарил по калитке рукой, просунув ее в выемку, нащупал и сдвинул засов, открыл калитку. Собака залаяла громче. В тускло освещенном окне первого этажа появилась тень человека, тень придвинулась к стеклу, затем отпрянула будто бы даже с испугом.
— Еще людей напугаем, — проворчал Дудник, приблизившись к крыльцу.
Открылась дверь, кто-то вышел в накинутой на плечи кацавейке, а кто — не разберешь: фонарь освещал ступеньки и пространство перед крыльцом, оставляя в тени само крыльцо и человека, остановившегося перед ступеньками.
— Здравствуйте, — произнес Атлас, и Дудник подивился той удивительно теплой интонации, какой еще за Атласом не замечал. — Извините, пожалуйста. Мы из Ростова, в Вешенской оказались по делам, хотелось бы повидаться с товарищем Шолоховым… — И с этими словами Вениамин достал из-за пазухи книгу, показал ее человеку и пояснил: — Автограф, если можно…
— Шолохов — это я и есть, — произнес человек и пригласил: — Заходите, — и отступил к двери.
Атлас впереди, Дудник за ним поднялись на крыльцо. Человек, назвавшийся Шолоховым, отворил дверь, шагнул в освещенные сени, в сенях обернулся — и гости увидели перед собой молодого человека невысокого роста, плотного, с высоким чистым лбом и внимательными серыми глазами. Человек стоял и смотрел на них ожидающе.
Атлас спохватился:
— Вы извините, товарищ Шолохов, может, мы не во время… мы тут на два дня всего, завтра уезжаем… А приехали из Машковской, проверяли там состояние кадров, ну там… — и Атлас сделал неопределенный жест рукой. Затем торопливо, под испытующим взглядом Шолохова, чуть отступил в сторону и представил: — Это вот товарищ Дудник, старший лейтенант госбезопасности, а я лейтенант милиции… Но вы не подумайте чего! — воскликнул Атлас и даже руку выставил вперед, как бы защищаясь от возможных действий или слов писателя. — Мы читали ваши книги, очень нам понравились, вот и решили воспользоваться случаем…
Во все время, что Атлас объяснял Шолохову причину их посещения, сам хозяин не проронил ни слова, лишь иногда кивал головой, как бы соглашаясь с тем, что ему говорили.
— Что ж, проходите, — произнес он почти равнодушно и открыл дверь, пропуская гостей в довольно просторное помещение, где светилась под потолком простенькая люстра о три лампочки и топилась печь-голландка.
Гости вошли и остановились у стола.
