Глава 19
Комиссара госбезопасности третьего ранга Генриха Люшкова, хотя он и не был членом ЦК ВКП/б/, пригласили на декабрьский Пленум ЦК, где он должен был отчитаться за проделанную работу по наведению порядка в деле расстановки кадров в Северо-Кавказском крае. Приехав в Москву, Люшков сразу же отправился к новому наркому внутренних дел Ежову.
Ежов встретил его в том самом кабинете, где ни раз бывал Люшков еще при Менжинском, а потом и при Ягоде. И при Ежове здесь ничего не изменилось: те же столы, стулья, портьеры, те же портреты Ленина и Дзержинского. Новым здесь был лишь сам Ежов — маленького роста, с мелкими чертами лица, уже приобретшими ту высокомерную значительность, какую приобретает лицо и фигура артиста средней руки, неожиданно получившего заглавную роль в праздничном спектакле.
— Садись, Генрих, — произнес Ежов усталым голосом, подавая Люшкову через стол свою маленькую руку. — Рассказывай давай, что сделано, с чем придем с тобой на Пленум.
Люшков развязал тесемки большой кожаной папки, стал перебирать бумаги.
— Ты мне не по бумаге, а своими словами, — велел Ежов недовольным голосом. И пояснил: — Товарищ Сталин страсть как не любит, когда читают по бумаге. Товарищ Сталин любит, чтобы коротко и ясно: кого, когда и за что? Понял?
— Так точно, товарищ нарком.
— Вот и давай.
— Значит, так, — заговорил Люшков, тщательно подбирая слова. — Чрезвычайные комиссии, созданные при краевом управлении НКВД из специально подобранных чекистов, верных советской власти и коммунистической партии, проверили сверху донизу расстановку кадров не только по линии НКВД, но и по партийной, советской, профсоюзной, административно-хозяйственной и комсомольской линиям. Выявлены вопиющие недостатки в кадровых вопросах… в смысле проникновения во все эшелоны власти подрывных троцкистско-зиновьевских элементов. Члены комиссий…
— Подожди, — остановил Люшкова Ежов, болезненно поморщившись. — Во-первых, подрывные элементы требуется усилить выявлением проникновения в наши ряды агентов вражеских разведок. В основном польских и германских. Возможны и другие варианты. Во-вторых, акцент надо делать на террористическую деятельность, направленную на истребление ведущих руководителей партии и правительства. В-третьих, в круг их подрывной и террористической деятельности необходимо включить и армию. Только тогда картина будет полной и всеохватывающей. Понял?
— Так точной, товарищ нарком.
— Вот и жми по этой линии. Но главное — цифры и факты, цифры и факты: кто, где, когда и сколько? Чтобы впечатляло.
Николай Иванович задумался на минутку, потер ладонью высокий лоб, будто что-то вспоминая, затем уточнил:
— Вообще-то, доклад на Пленуме предстоит делать мне, а ты, если понадобится, дополнишь его деталями. Но не исключено, что товарищ Сталин может сразу же предложить тебе отчитаться о проделанной работе. Товарищ Сталин знает о твоем задании: я ему докладывал. Товарищ Сталин любит конкретику.
И еще битых два часа Ежов с Люшковым отрабатывали детали и формулировки той части предстоящего доклада на Пленуме ЦК, которая касалась Северо-Кавказского края, стараясь выдерживать общую линию и не перепутать главные направления со второстепенными. Оба волновались перед завтрашним днем, оба были уверены, что от предстоящего Пленума зависит не только укрепление их служебного положения, но и сама жизнь. Да и вся их деятельность при новой власти доказывала им на каждом шагу, что за свое место под солнцем надо драться, не щадя никого из тех, кто может оттеснить тебя на задний план. Связав свою жизнь со Сталиным, они усвоили себе то простое правило, что только поддержка Сталина и его политики, далеко не всегда им понятной и совпадающей с их представлениями о том, что полезно, а что вредно для создаваемого ими государства, — что только такая линия поведения может упрочить их положение и пошатнуть положение их противников. Хотя оба иногда чувствовали, а иногда знали наверняка, что не все Сталин делает правильно, а вместе с ним и они сами, однако инерция движения в заданном направлении была сильнее их минутных сомнений и опасений, с тем большим рвением они продолжали делать то дело, которого от них ждали и на которое их толкали созданные и постоянно создаваемые непрестанной борьбой обстоятельства.
Уточняя детали завтрашнего доклада и возможные неожиданности, подстерегающие их при обсуждении этого доклада членами ЦК, стараясь предугадать оценку Сталиным их работы, его тайные планы и желания, они говорили на том условном языке, который был наиболее понятен всем, кто будет этот доклад слушать и обсуждать, кто будет принимать решения, ибо и они будут выражать свои тайные мысли и желания на этом же самом условном языке. Оба знали, что говорить ясными и простыми словами, называя черное черным, а белое белым, они не могут, не имеют права, потому что основная масса народа и партии привыкла к условному языку, считает этот язык единственно верным, поскольку именно на этом языке, на котором говорил Ленин, только и можно называть черное черным, а белое белым.
Ежов и Люшков свято верили: террористическо-подрывные организации не могут не существовать, что не раз и не два доказывалось проверенными и перепроверенными фактами, что членами этих организаций может быть кто угодно, потому что в роли кого угодно выступали когда-то и сами революционеры, и теперь, переродившись, поддавшись всяческим обывательским соблазнам, они не могут не повторять своего пройденного пути, не могут
