— Ваш обвинитель просто утопил отца, — выпалил Андрей, не поздоровавшись. — Так вы ему помогаете?
— Произошла случайность, — заговорил Соболев, время от времени позволяя себе тяжелый вздох. — Нелепая, трагическая случайность. Мой человек попал ночью в аварию. Пришлось его срочно менять, а это было сделано без моего ведома.
— Но вы могли хотя бы предупредить! Тогда отец не сдался бы.
— Так… Во-первых, не повышай на меня голос, я этого не люблю.
— Но…
— И не перебивай старших! — раздался окрик в телефонной трубке. — Не вынуждай меня напоминать, от кого сейчас зависит судьба твоего отца.
— Извините, — буркнул Андрей.
— Ладно, делаю скидку на твое взвинченное состояние, — великодушно произнес Соболев. — Теперь пошли дальше. Непоправимых ошибок не бывает. Приговор будет обязательно — слышишь? — обязательно обжалован. Тебе не нужно вникать в юридические тонкости, этим займутся специалисты. Твоя задача другая…
— Какая, Анатолий Борисович?
— Мухой лети в СИЗО, Андрюша. Нужно вытаскивать отца из общей хаты.
— Хаты?
— Камеры, Вадим… Ты ведь рассказывал, что у отца там сложные отношения с уголовниками сложились.
— Да, — согласился Андрей, — но что я могу сделать? Мне даже в свиданиях отказано.
— Дадут тебе свидание, я позабочусь, — уверенно произнес Соболев. — Поезжай и скажи отцу, чтобы нарушил дисциплину. Тогда его упекут в карцер, и он сможет побыть один. Нарушение не должно быть серьезным. Нам нужно выиграть всего лишь сутки. Достаточно будет обругать конвоира. Да, это лучше всего. Так и передай. Пусть проявит грубость или неуважение.
— Это никак не повлияет на приговор? — тревожно спросил Андрей.
— Что ты! — Соболев издал короткий смешок. — Приговор уже вынесен и утвержден. Дисциплинарные проступки осужденных не имеют к этому никакого отношения.
Он сказал осу?жденных, с ударением на втором слоге, в лучших традициях силовиков. То, что это было сказано не о ком-нибудь, а об отце, покоробило Андрея. Осознание происходящего сделалось более отчетливым, более ясным. И гораздо более болезненным.
— Но его же оправдают? — спросил он с надеждой.
Нам всем очень нужно, чтобы нас кто-то успокаивал, гладил по голове и говорил, что все будет хорошо.
— Конечно, — сказал Соболев. — Это не твоя забота. А ты поспеши в тюрьму, договорились?
— Да-да.
Но путь в СИЗО оказался длиннее, чем Андрей предполагал. Во-первых, выпитое спиртное не позволило ему сесть за руль машины. Во-вторых, задержала Уварова, потребовавшая немедленной встречи. Правда, разговор с ней вселил в сердце новую надежду. Оказывается, у Андрея появился еще один союзник, важность которого трудно переоценить.
— Я знаю всю их кухню изнутри, — пояснила Уварова, зловеще усмехаясь. — Они у нас попляшут, когда мы выведем их на чистую воду.
— Прямо в воде? — глупо пошутил Андрей, все еще хмельной после ударных доз.
Она присмотрелась к нему повнимательней и повела носом:
— Ты пил?
Они стояли на остановке, откуда до СИЗО было рукой подать. По неизвестной причине следственный изолятор размещался прямо в центре города, соединенный с главной магистралью тихой улочкой с государственными учреждениями типа технической библиотеки и бюро технической инвентаризации. В конце этой улочки, полускрытая густой зеленью, высилась мрачная серая стена с глухими воротами. Пока Андрей и Уварова разговаривали, оттуда выехал тюремный фургон, напоминающий хлебовозку. Из зарешеченного окошка на прохожих пялился то ли конвоир, то ли заключенный. От его взгляда сделалось неуютно и тревожно.
— Пил, — сказал Андрей. — Это был не суд, а цирк какой-то. Они там все сговорились.
— Но ноги растут из моей конторы, — напомнила Уварова. — Из моей
— Что значит бывшей?..
— Я уволилась сегодня. Подала рапорт. По собственному.
— Да? — Андрей посмотрел в сторону СИЗО и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Почему?
— Мне совесть не позволяет находиться среди этих продажных тварей, — сказала Уварова. — Не хочу помогать им обтяпывать свои грязные делишки. Сегодня явилась к шефу и так ему и сказала, прямо в лицо. — Она горделиво подбоченилась. — А что мне терять? Не на ту напали!
— Молодец, — сказал Андрей. — Давай вечером поговорим об этом. Ты придешь сегодня?
— А ты хочешь?