сознание.
Очнулся Чонган только на следующее утро. Сквозь узкие окна падал свет, вырисовывая на полу прямоугольник. Пылинки роились в лучах солнца, резко пахло травами и едким спиртом. Голова была тяжелой, его все ещё мутило. Едва он попытался приподняться, резкая боль ожгла спину.
- Не вставай, Первый! – раздался голос Тэньфея. Второй сидел рядом в полном боевом облачении. Кожаный доспех был укреплен металлическими наплечиями и наручами. На кожаной перевязи висели меч и кинжалы. Глаза усталые, ввалившиеся. Морщины притаились у рта и под глазами. «А ведь немолод уже» - подумал Чонган.
- Сильно? – Чонган с трудом повернул голову в сторону Второго. Язык распух и еле шевелился.
- Жить будешь, лекарь больше с отравлением мучился. Нас ещё в чайном доме отравили иднайским золотым, знали ублюдки, что это вино для тебя приготовили. Только дозу плохо рассчитали. Мы с князем у тебя в комнате интересную свечку нашли, ещё немного и не откачали бы тебя уже.
- Наши? – злость прорастала в нем сквозь слабость и отупение.
- Потеряли Восьмого. – Тэньфей отвернулся и опустил глаза, словно это он был виноват в смерти собрата. Его широкие плечи впервые на памяти Чонгана поникли.
- Как?
- Заманили в город и пристрелили из лука, – голос Тэньфея звучал глухо, хотя и ровно.
Чонган прикрыл глаза в скорби. Восьмой, самый молодой среди них. Перед глазами появилось его лицо со светлой, открытой улыбкой, волосы старательно заплетены в косу подражая Чонгану. Бледное, покрытое испариной лицо Восьмого в жарких влажных лесах диани, шепчущее: «он уже близко».
- Остальные?
- Пятый легко ранен. Остальные в порядке.
- Сам как? Мы же вместе пили.
- Да что мне сделается. После тех ящериц со Стены мне яд не страшен, пронесло вот снова, а так ничего. Девок только жалко, хорошие девки были, горячие, веселые. Думали, что я уже валяюсь без сознания, а девок как свидетелей решили убрать.
- Ранен?
- Царапина, - махнул рукой Тэньфей.
- Выяснил кто?
- Казначей. Четверо вассалов.
- Кицин?
- Вроде не причем. Ещё выясняю. Ты, Первый, не волнуйся. Все в порядке в замке. Никто даже не знает о покушении, только князь, остальным велел молчать. Будь я на их месте, лучше бы подготовился, чем эти дилетанты. Шен сразу заподозрил неладное, как только его пригласили поиграть в карты. Взял с собой Третьего и Пятого, да ещё и две восьмёрки в засаде. Они там всех разметали. Танина поймали, когда он к бабе своей в город поехал ночью. Ты знал про его бабу? Говорит, жениться хочет… Седьмой поехал сопровождать Восьмого в театр. Якобы, в город на гастроли приехал театр теней. Мальчишка купился, а Седьмой не захотел его одного отпускать. Они даже мараться не стали, сняли его одним выстрелом, Седьмой успел скатиться с лошади. Притащил его на себе, только не успел, Восьмой умер в дороге, – скрипнули зубы Тэньфея. – я хотел их сам… хотел куски кожи из спины вырезать в отместку. Столько циклов на Стене, а умер от стрелы подонков.
- Это я виноват.
- В чем ты виноват, брат? Ты спустил стрелу с тетивы? Ты выпустил его из замка? – Тэньфей вскочил и зашагал взад-вперёд. Доспехи глухо бряцали при каждом его шаге. Наверное, он и себя пытался убедить. В комнате воцарилось долгое тяжёлое молчание. Солнечные зайчики легкомысленно прыгали по комнате, отраженные от металлических наплечий Второго. Чонган устало откинулся на подушку, эти солнечные зайчики и яркое утреннее солнце никак не вязались со страшными словами Тэньфея. Наконец, Тэньфей поднялся. - Мы отомстили, брат. Мы их поймали, они все сейчас на дыбе в подвалах князя – все сорок три человека, причастных к заговору против тебя. У казначея и вассалов он отобрал земли и дома.
- Это вернет нам нашего брата? - молчание Второго придавило Чонгана могильной плитой. - Распорядись насчет погребения.
- Будет сделано, Первый!
На похороны Восьмого они не взяли никого. По обычаю, принятому на родине Восьмого в Шелковой провинции, Чонган решил сжечь его на погребальном костре. У одинокой скалы восьмёрка собрала камни, предварительно отколов их от мерзлой земли, старательно отчистила от снега и приготовила погребальное ложе. Дрова для погребального костра собирали Тэньфей и Танин, а Хенг и Шен подготовили тело Восьмого – омыли и одели в праздничную форму цветов князя – черного и золотого. Второй и Шестой постарались – куча дров были доходила до груди. Чонган, поднял Восьмого на руки и, пошатываясь от слабости, возложил его на наброшенный на дрова ковер, сотканный в пустыни, на границе с Наомией. Вечернее солнце золотило парадную форму Восьмого, белый журавль князя Фэнсина вытянул клюв кверху на кожаной кольчуге поверх одежды. Плюмаж на кончике его шлема
