Шен крикнул: «Первый, мы прикроем, спасай их». Его смертоносная плеть с железными шариками проломила голову очередного несчастного, умиравшего по приказу князя. Спину Шена прикрывал Хенг. Его любимая секира с чавканьем вонзилась в ещё одного глупца, верившего, что убьёт Третьего из восьмёрки легендарного Чонгана со Стены. Тэньфей крикнул «бегите!» и вдруг упал на колени. В него вонзились четыре копья одновременно. Из спины торчала стрела. Он взревел как медведь и принялся крушить врагов. Его дух покинул внезапно, но он успел проломить череп сотнику, который только в прошлую луну играл с ним в кости.
- Лианг, защищаешь Гиде справа, я слева. Прикройте нас!
Чонган словно бешеный диуани размахивал мечом. Гиде бежала, оскальзывалась на крови, на чьих-то отрубленных пальцах. Её подсадили на лошадь, и она пришла в себя через какое-то время. В ушах звенели крики и звон мечей, один за другим умирали друзья Чонгана. Она закусила руку, чтобы не закричать, забиться в плаче.
«Что мы наделали?» - хотелось ей спросить равнодушную и холодную Майю. Чонган и Лианг неслись на конях рядом с ней, оба страшные, с ног до головы в крови.
- Надо остановиться, лошади не могут ездить в темноте, - раздался хриплый голос Чонгана
Гиде и Лианг кое как слезли и обессиленные упали на траву. Цикады распевали песни, соловьи завели любовный разговор, жаркая, пряная летняя ночь вступила в свои права. Гиде прижалась к Лиангу, она дрожала. «Что с нами будет?» - спросила она. Лианг пожал плечами. Они так и заснули, в обнимку.
Чонган смотрел на скорчившуюся пару долго, а затем побрел на шум листьев. Высокие деревья, темневшие вдали встретили его как родного, листья шумели под ласковым дуновением ветра, напоминая ему шум волн в его родовом поместье, подаренном князем, укрыли его среди теней.
Чонган завыл.
Слёзы скопились в горле, но никак не могли выйти. Сухие рыданья раздирали его на части. Он бил кулаками по земле, рвал на себе волосы, но никак не мог облегчить острую боль, которая появилась, когда его братья один за другим умирали на поле боя. Он выл и кашлял, катался по земле, вновь и вновь пронзал землю кинжалом. Сухие листья взмывали в воздух, ветки склонялись, словно желая утешить. А Чонган всё выл. Выпавший из пальцев кинжал валялся на земле. Он забыл про слова, про разум, стал сосредоточием боли, вины и сожаления.
Ласковый лучик утреннего солнца мазнул по лицу Чонгана, покрытого чужой кровью и грязью.
- Чонган, - раздался полузадушенный крик Гиде. Крик и ржание лошадей проникли в его сознание, и воин вскочил. Раздался звон оружия. Чонган выхватил меч из ножен.
Когда он выскочил на поляну, Гиде уже падала, а Лианг бежал к ней на помощь. На его пути оказался князь с мечом в руках, один взмах и Лианг осел на землю.
Страшный крик девушки сотряс лес, испуганные птицы взметнулись в воздух.
Чонган одним движением перерезал шею тому, кто оказался на его пути, пнул второго в челюсть. На его пути стояло ещё четверо, а глаза не могли оторваться от Гиде, которая с ножом кинулась на князя.
«Нет!» - крикнул он в отчаянии. Он рвался к ней в попытке успеть, вот упал один, второй успел полоснуть его по предплечью, но тоже упал. Третий замахнулся, но Чонган пролетел под мечом, а затем обрушил на него удар в солнечное сплетение. Воин отлетел в сторону и замер.
Тем временем, князь перехватил руку Гиде, заломил и девушка вскрикнула. Нож выпал у неё из руки. Но она выхватила другой кинжал из ножен на перевязи князя, и воткнула ему в бедро. Князь вскрикнул, оттолкнул, затем вытащил кинжал из ноги и вонзил в грудь девушки, кинувшейся ему навстречу.
Время вдруг стало тягуче-липким. Она падала медленно-медленно. Он рассмотрел её лицо, искаженное от боли, взмах широкого рукава, волосы, летевшие в направлении от земли, руку князя, завершающего замах. И вдруг, время обрело свою обычную скорость. Взмах мечом и четвёртый, стоявший на его пути, булькнул и осел, зажимая горло руками.
Князь обернулся. Лицо его было белое, словно мел, и испуганное.
- Я убил ее.
На мгновение Чонган оглох. Он смотрел на бледное лицо Гиде, подбитой птицей лежащей у ног князя. Голова запрокинулась, синие губы раскрылись, волосы разметались, укрывая сапоги Фэнсина. Это было так жутко, так неправильно. Куда хуже, чем рукоять кинжала, торчащего из груди. Куда страшнее, чем тёмное пятно, медленно расплывающееся по платью. И от того, что её волосы, пахнущие цветами и травой, лежали на пыльных, грязных сапогах Чонгану стало больно так, как никогда в жизни не было.
Он смотрел на шевелящиеся губы Фэнсина, на капельки пота, бегущим по грязной щеке, покрытой щетиной. Отчего-то он особенно ясно видел кровь, пузырящуюся в уголках разбитых губ, рассечённую бровь – кто-то из братьев оставил на память - черную кайму под ногтями дрожащих пальцев. Луч солнца отразился от изумрудного глаза золотой змеи, свернувшейся на третьем пальце князя.
Он смотрел и не понимал. Вот из-за этого ничтожества погибли все его братья?! Это его дрожащие руки воткнули кинжал в грудь Гиде и лишили его возможности счастья?
