он умел ждать своего часа и скрывать обиду. Только Раиса знала, как он недоволен. Михаил не раз говорил ей: «В Ставрополе я руководил, а здесь только участвую в руководстве». К тому же первым среди равных также согласно неписаной традиции был тот член Политбюро, который занимал пост Генерального секретаря. Это и была на самом деле та вершина, о которой он хотя втайне и мечтал, но особых надежд не питал. И как знать, удалось бы ею завладеть, если бы на помощь не поспешила сама природа. Случилось то, что происходит всегда ожидаемо и неожиданно одновременно, но в таком количестве, что иначе как чьим-то промыслом не объяснить. За 2,5 года она прибрала в другой мир трех престарелых Генеральных секретарей и пять совсем одряхлевших членов Политбюро. Среди них был и его многолетний благодетель Андропов. Череда пышных государственных похорон превратилась в обычное дело. А Политическое бюро народная молва переименовала в Похоронное. И чтобы хоть как-то передохнуть от печальных процессий, мудрый Громыко, не без корысти, предложил избрать Генсеком самого молодого из членов Политбюро. Им и оказался Михаил. Решение было единогласным. Инициатива Громыко не осталась без благодарности. Вскоре по предложению Горбачева он стал формальным главой государства — Председателем Президиума Верховного Совета.
После Пленума ЦК Михаил сразу поехал домой. Раиса и дочь встретили его с цветами. Они были счастливы и горды за него. Никто из них и предположить тогда не мог, что всего через шесть лет он останется «без работы», превратившись в правителя без страны. Но в тот день радости не было предела.
Вечером, как всегда, вышли на прогулку. Перефразировав бородатый анекдот, Раиса пошутила:
— Думал ли ты, Миша, что будешь вот так запросто гулять с женой руководителя СССР?
Он рассмеялся, обнял ее и задумчиво проговорил.
— И думал и не думал. Ты же все про меня знаешь. А проблем непочатый край. Не знаю с чего и начать. Менять надо все. Но ты не переживай, я в себе уверен. Да и на твою помощь надеюсь. Главное — расшевелить людей, ослабить гнет бюрократии. И ускорение. Во всем. Больше динамизма. Иначе ничего не получиться. И кадры надо встряхнуть. Хорошо бы победить пьянство. Столько от него бед. Государство должно стать правовым. Ведь после Ленина не было ни одного руководителя юриста. И никто этим не занимался.
— Миша, меня волнует один вопрос. На наши отношения и стиль жизни твой новый пост сильно повлияет?
— Все останется как прежде. Важнее семьи у меня ничего нет. Не беспокойся.
В этот раз они гуляли особенно долго, наматывая круг за кругом по периметру дачного участка. И никак не могли наговориться. Состояние их было сродни тому, что испытывают альпинисты при восхождении на вершину. Усталости и эйфории одновременно. Хотя такое сравнение верно только для этапа восхождения. Покорив вершину, альпинист тут же начинает спуск. А у лидера страны все только начинается. Надо и удерживаться на высоте. И работать не жалея жизни. Получается это далеко не у всех.
Через месяц после избрания Генсеком Михаил получил письмо с поздравлением от Зденека. В нем кроме поздравления, было выражено желание встретиться в удобном для Михаила месте. Недолго думая, он пригласил друга в Москву. Теперь он на вершине и бояться некого. Несколько дней с раннего утра, а после возвращения Михаила с работы, до глубокой ночи они говорили и говорили, как будто в последний раз. Раисе приходилось не раз вмешиваться, чтобы прерывать их посиделки. Михаил сетовал другу на то, что с каждым днем ему все больше открывается истинный масштаб проблем, которые надо решать.
Страна в общем кризисе. Не знаешь с чего начинать. Где главное звено цепи, за которое советовал в такой ситуации ухватиться Ленин, он пока понять не может. Впечатление такое, что перестраивать придется все: экономику, политику и саму партию. Но двигаться надо, и он пойдет до конца.
Однажды, когда они гуляли вокруг резиденции Генсека недалеко от МГУ, Зденек сказал: «Миша, я очень хочу, чтобы тебе удалось сделать то, чего мне и Дубчеку не удалось в «пражскую весну» — очистить социализм от тоталитаризма. Но как-то странно, что при этом ты постоянно ссылаешься на Ленина. Говоришь, что многому учишься у него и как он велик. Да, он велик, но не более чем в своем злодействе по отношению к собственной стране. Я привез тебе почитать очерк из воспоминаний российского дипломата о встрече с Лениным. Он был напечатан в 30-х годах в Праге. Там есть довольно любопытная его характеристика. Почитай, это многое проясняет в личности вождя и, думаю, поможет тебе освободиться от влияния его идей. Иначе ничего из задуманного ты не достигнешь».
После отъезда друга Михаил об очерке забыл и прочитал, когда о нем напомнила Раиса, которой Зденек его передал. Назывался он «Оккупация по- русски»:
«Друзья профессора права и адвоката Попова собрались у него на традиционный обед раньше обычного. Накануне ночью случился государственный переворот. Утром все газеты, кроме левых, написали, что в России во главе с Лениным и Троцким установилась диктатура большевиков. Предсказывались большие бедствия. Друзья Попова с этим мнением соглашались. Он возражал и пытался их успокоить.
— Почему вы уверены, что диктатура это всегда плохо? Безвластие разве лучше? Ложась спать, вставая поутру, я желаю быть уверенным в безопасности моей семьи. Пусть приходит Ленин или сам дьявол, но с анархией надо было кончать!
Прохаживаясь по комнате, будто в аудитории во время лекции, профессор Петр Попов возбужденно продолжил:
— Как историк права смею утверждать о полезности диктатур в некоторые периоды жизни государств. К тому же власть диктаторов не бывает долгой. Успокойтесь, друзья, теперь все наладится. Скоро выборы в Учредительное собрание. Оно определит форму новой власти. Даст бог, под ее водительством,