банкиров и для Богинских, и для Радзивиллов счета имелись. Прантиш снова чувствовал себя не в своей тарелке. Лёдник ворчал, что ничегонеделание для мыслящего человека хуже ржавчины в механизме. Сам побежал по местным ученым — и от диспутов, на которых ученые мужи с помощью утонченных дефиниций раскатывали друг друга тоненько, будто тесто для налистника, даже расцветал, как гишпанская роза. На последние деньги купил зачем-то атлас знаменитого гданьского астронома Яна Гевелия с созвездиями — красивый, конечно. Но как такой томище тащить за море? Вырвич отдавал первенство иному изобретению пана Гевелия — чудесному крепкому пиву, названному в честь ученого. Так и должен жить сведущий человек — зарабатывать на жизнь приготовлением пива, а в свободное время наблюдать звезды! Сам Вырвич по дождливо-ветреной дороге в корчемку только злорадно посматривал на каменные изображения, что украшали фриз соседнего дома, называемого Львиным Замком: фигуристые дамы Грамматика, Арифметика, Риторика и Геометрия больше не схватят за ухо и не потащат на ослиную скамью. Пусть себе мокнут под осенним ливнем.
Пан Гервасий на удивление не лечился водочкой. Сначала, конечно, завалился в ресторацию «Под лососем», попробовал знаменитой «золотой воды» — водки с сусальным золотом, немного посуду поколотил. Но когда простыл, валялся себе на диване, что-то записывал в зеленую книжицу да повторял пану Полонию Бжестовскому о том, что он должен воспитывать в себе мужество, а то очень похож на девицу.
Кабы это был кто иной, а не Американец, Вырвич заподозрил бы, что пан раскрыл истинную сущность юнца Бжестовского. Панна Богинская даже устала отшучиваться, а временами просто сцеплялась с паном Агалинским, как Лёдник на диспуте с менее прогрессивными коллегами, и их ссоры Прантиша очень радовали. Потому что на него самого Богинская внимания не обращала, хоть Прантиш и так, и эдак силился разговор завязать, намекнуть, что не может забыть объятия в томашовской темнице да поцелуи в доме за Доминиканским костелом, пусть и с привкусом отравы. Но княжна всем видом показывала, что это для нее ничего не значило. Так королевы от скуки допускают интимные шутки лакеев да шутов. Панна нашла другую игрушку: цеплялась к доктору, как репей за полу, с просьбой показать еще что-нибудь. эдакое. А предметы пан доктор может двигать? А делаться невидимым? Мастерством глаза отводить ведь даже деревенские ведьмаки владеют! А как выглядит философский камень? Правда ли, что пан Лёдник его нашел? А как насчет связи с сильфидой?
Когда же разговор заходил о предсказаниях и гороскопах — ну не будет это большим грехом, дорогой пан Балтромей, составить ма-аленький такой гороскопчик для одной доброй благородной особы, — Лёдник сжимал зубы и ретировался, как Генрих Валуа с польского трона. Молча и внезапно.
Пан Гервасий о темной сущности попутчика не вспоминал, только после приезда в Гданьск Вырвич подслушал горячий разговор: Американец умолял доктора признаться, не заколдовал ли тот все-таки пани Гелену Агалинскую, склоняя к близости, а Лёдник едва не рычал, отрицая.
А раздражения своего даже фехтованием не мог унять. Потому что на второй день по приезде в Гданьск вдруг на пол кружку уронил и браниться на пяти языках начал. Смысл всех ругательств был приблизительно таков: «целитель хренов». Вырвич увидел, что из ладоней доктора капает кровь — открылись чудесно заживленные раны. Так что теперь доктор ходил с забинтованными руками, а на совет Полонейки полечиться тем самым способом, что демонстрировал владыка Габриэлюс, сердито отвечал, что эта ментальная медицина — все равно что завешивать ковриком пролом в стене. Эффект мгновенный, а пользы чуть. Ничего, заживет натуральным образом.
За две недели, на которые их привязала к суше непогода, руки профессорские с помощью специальных мазей действительно более-менее зажили, писать да готовить лекарства доктор мог по-прежнему, а вот браться за саблю пока себе не позволял. Хорошо, что знакомства с местными коллегами отвлекали внимание от воспитания несчастного студиозуса Вырвича. К тому же, принесли письмо от Саломеи — панна Богинская расстаралась. Письмо коротенькое, жива-здорова, в безопасности. Не лезь, Фауст, в трясину, береги бессмертную душу.
Наконец флюгер в виде золотого петуха перестал вертеться как бешеный. Со шхуны «Святая Бригитта» прислали известие, что через пару дней можно будет отплывать. Давно упакованые сундуки отправили на корабль.
И тут к пану Полонию Бжестовскому пришел гость.
Отменно вежливый, с политесом, в парике и камзоле из серебряной парчи. Но от шляхетного гостя почему-то даже неосведомленная прислуга рассыпалась по сторонам, как шкодливые дети от сердитого гувернера. Если бы белорусские волоты восстали из курганов, возможно, кто-то из них выглядел бы именно так. Пан мог войти не в каждые двери, такой огромный. Брови и ресницы светлые, как пушинки одуванчика, а глаза на исполосованном шрамами лице обманчивые, то светлые, то бездонно-темные, с багровым оттенком. Пан даже усмехался — и от этой улыбки хотелось нащупать саблю, а еще лучше — заряженный пистолет.
— Рад видеть вашу княжескую милость! — раскланялся пан перед перепуганным паничом из Бжестовских. — Потому что исчезновение ваше наде лало много горя и испуга и для неутешного жениха, и особенно для вашего ясновельможного пана брата. Длинные дни поисков вашей княжеской мости были горькими, как полынная настойка, и счастливо завершились благодаря сообщению от гданьского банкира, чьими услугами вы сделали милость воспользоваться. Ваш пан брат неотложно хочет вас видеть в Слониме, где состоится обручение вашей мости с ясновельможным паном подкоморием Пацем. И не будет ли любезна ваша мость, наияснейшая панна, сообщить, куда подевался его мость пан Мартин Борщевский, знаток языков и известный картограф, каковой должен был находиться в этой компании вместо вашей ясновельможной особы и от чьего имени к вашему брату отсылались письма?
На последней фразе в вежливом голосе пана Германа Ватмана прибавилось металла. Прантиш глянул на Американца, который стоял в стороне и ничем не выдал удивления насчет того, что его спутник оказался благородной панной. Но если Ватман разоблачил пред Агалинским личность Полонейки,
